Тёмная сторона

Тут Лидия удивилась ещё больше, потому что паренёк гулко стукнулся лбом в землю, а потом достал из кармана «труб» и протянул ей её солнцезащитные очки.

— Солнышко, ты совсем не следишь за своими вещами, — усмехнулся Фил. — Ну кто же цепляет очки к рюкзаку? Сломаются, потеряются, да и всяких крохоборов искушают. Как думаешь, что нам делать с этим придурком?

— Дай ему пинка под зад и пусть катится, — предложила Лидия.

— Пинка под зад? — задумчиво проговорил Фил оглядываясь по сторонам. Вдруг его губы расплылись в широченной улыбке: он явно задумал нечто. — А что, это мысль. Только пинать будет он. — Он погасил свою улыбку и крепко тряхнул пленника за шкирку. — Смотри, урод! Видишь мусора? — К наблюдающим за роллербольным матчем присоединился одинокий милиционер. — Сейчас подойдёшь к нему и дашь ему ха-арошенький подсрачник.

— Не надо, пожалуйста, — пролепетал неудачливый «щипач» и потенциальный террорист.

— Ты, соплежуй в жопу траханный… — Фил наклонился к разом побледневшему пленнику, — мамке своей будешь указывать, что «надо», а что «не надо». Делай, что сказано, и не вздумай сбежать, а то найду и глаза тебе выколю. Понял, ниггер висложопый? — Парень часто-часто закивал. — Выполнять!

— Сейчас начнётся… — вполголоса сказал Фил, наблюдая, как паренёк приближается к ничего не подозревающей жертве.

— Угу. Он подойдёт к дяденьке милиционеру и скажет, что нехорошие дядя и тётя заставили его… Ух ты, ни фига себе!

— Стоять! Стоять, сука… мать… мать… мать!.. — орал пострадавший страж порядка. Неожиданный и достаточно сильный пинок под пятую точку сшиб его на четвереньки, но он тут же вскочил и бросился вдогонку за обидчиком, а тот улепётывал по аллее, топая, как слон. Роллербольный матч прекратился. Зрители и игроки, галдя, как стая галок, горохом высыпали на аллею, где разворачивалось действо поинтереснее.

— Класс, класс! — Лидия в восторге прыгала и хлопала в ладоши. — Слушай, а как у тебя это получилось? Почему он послушался?

— Слово знаю, — усмехнулся виновник торжества. — А ещё я сфотографировал его паспорт и студенческий билет, так что он знал: если что, я его найду.

— Фил, ты гений! Ты монстр! Я тебя обожаю! — воскликнула Лидия и наградила обожаемого гениального монстра горячим поцелуем.

Её душа пела. Безбашенная авантюристка, любительница всевозможных розыгрышей, она полушутя-полусерьёзно говорила, что, наверное, у какой-то её пра-пра-пра-(и-так-далее) — бабушки был роман с неким языческим духом, лешим или банником, которые, как известно, по натуре незлы, но озорники страшные — вот почему у неё постоянно бурлит кровь и тянет на разные шалости. У Фила же имелся редкостный дар устраивать дым коромыслом — не подвергая при этом её драгоценную персону никакой опасности. Он рисковал — ей оставалось только визжать от восторга и хлопать в ладоши.

И за один этот бесценный талант — не говоря уж о прочих его достоинствах — она готова была простить ему тёмную сторону его жизни, где были и грязь, и кровь, и, главное, посторонние девки.

* * *

— … Ну, короче, соловей сдох… — Оба прыснули со смеху при этих словах. Лидия расплескала кофе.

— Там так и написано — «соловей сдох»? — с невинным видом переспросил Фил, и она, едва успокоившись, снова скисла от смеха.

Они сидели за столиком в кафе, и в разговоре Лидия случайно упомянула сказку Оскара Уайлда «Роза и соловей», которую Фил, как выяснилось, не читал. Она принялась пересказывать её, увлёкшись, цитировала по памяти понравившиеся пассажи, сбиваясь иногда на язык оригинала — и неожиданно для себя выдала словечко, совершенно не сообразующееся с нежным трагизмом изысканной новеллы.

— Значит, соловей сдох, — подлил масла в огонь Фил.

— Ну прекрати-и! — простонала Лидия.

— Как у Юкио Мисимы: «тут принц вдруг бухнулся оземь и издох».