Мама

- Хуй через плечЁ! Харе там балду гонять....На пост возвращайтесь. Мне тут одному, что ли "слухОметром" работать?!

- Иду-иду...

- Яма уже почти полная? - Хотя интонация была вопросительная, но Константин скорее утверждал, чем спрашивал подошедшего Павла.

- Еще одного можно положить.

- Знаю... Если сегодня никого не будет, то этим завтра Егор со своими займется. А вы...

- Да?

- Ты, Кирюха, рядом со мной лежишь, как и я - молчишь, смотришь и слушаешь. А ты, Паша, уж звиняй, попахивает от тебя, дуй к яме и начинай собирать рядом с ней хворост и сушняк для следующей "закладки".

Уходя собирать сушняк для завтрашней кремации, Павел обернулся, - Игорь и его подчасок лежали в траве так, как их обучали "Кутузов" и Прохор - сливаясь с местностью, стараясь ничем не выдать своего присутствия.

Тоже время, центральная площадь ПГТ Саивка - Пап, эта побирушка снова приехала. - Голос Игорька, чернявого мальчугана 12 лет был не по-детски презрителен.

- Она не побирушка, сынок. Она, - голос отца запнулся,- она просто женщина...которая...которая..- что сказать дальше, он не нашелся, и просто замолк.

Виктор Семенович Сахно тихо и подспудно, не желая признаваться даже самому себе, начинал ненавидеть эту женщину. В отличие от него она не бросила своих, а осталась со своей шантрапой до конца. И вот сейчас барахтается, пытаясь сотворить невозможное. А он, Виктор Семенович, крепкий 40-летний здоровый мужик, помнил, как кричали запертые в своих клетушках соседи "коммуналки", прося о помощи, умоляя не бросать их и помочь, и проклиная его в спину. И как плакала оставляемая в квартире двоюродная сестра его мамы - тетя Лида, - бездетная женщина души не чаявшая в своем племяннике. А он просто уезжал, спасая сына, и впавшую от пережитого ужаса в ступор жену, - ведь в грузовике ВЧ?25-5, который смог пробиться к ним на 3-й день кошмара, было только два стоячих посадочных места... И поэтому Виктор начинал ненавидеть эту "побирушку" - она то своих не бросила, хотя и была в куда как более тяжелом положении.

Для Игорька же все было куда как проще, - детская психика намного гибче и пластичнее чем у взрослого. Да - его бабушка сошла с ума после укуса какой то собаки на улице, и они с мамой и бабушкой Лидой более суток просидели в кладовке, пока папа не смог их спасти, да - маму очень жалко, она до сих пор спит (в ступоре - как говорит папа), а тетя Оля - папина хорошая знакомая сейчас готовит им еду, ухаживает за мамой, а ночью...Игорек был достаточно взрослым мальчиком, что бы понять, что папа вовсе не душит каждую ночь тетю Олю. - Но зато они почти все живы, тетя Оля ласкова с ним, а папа раз в одну - две недели грузится на машину, уезжая в сторону города с другими дядьками, и возвращается назад с добычей, или хабаром, как говорят они. - Они уезжают с оружием, рискуют, и мальчик помнил как несколько раз "добытчики" возвращались или без добычи или вообще не все. И как кричала от тоски их соседка, когда после очередного рейда домой, не вернулся ее сын.

А эта?! - Ее люди не ездят за "хабаром" и практически не рискуют, а просто униженно клянчат то, что его папка, дядя Гоша - тети-Олин брат, и другие добывают с риском для жизни. Они грязные, худые и голодные, они (под этими мальчик презрительно подразумевал исключительно детдомовцев) дерутся за сухую мивину прямо в кузове и там же ее и жрут.

Мальчик помнил, как эта женщина приехала сюда в первый раз, и как всем поселком ей собрали едва ли полмашины съестного и лекарств. - Как в кузове сидели худющие подростки с автоматами, одним своим видом говорящие что еще немного и могут начать есть друг - друга, а женщина, стоя на капоте машины, просила собравшуюся жиденькую толпу помочь - кто чем может. А два мужика (как он их окрестил) - "однорукий" и "с наколками" - помогали тощим парням и страааашненькой худющей девчонке втаскивать в кузов "пожертвования".

Он помнил, как почти сразу же среди подростков сидящих в кузове началась потасовка между сторонниками идеи "жрать хочется" и "надо бы потерпеть до-дому, а не жрать бич пакеты в сухую".

Снова "Эта" приехала ним в Саивку через три дня, собрав чуть поменьше, а потом еще раз, и еще раз, пока ей почти перестали подавать...

В этот раз все было как и три дня назад: "побирушка" вскарабкавшись на машину начала говорить:

- Вы знаете - кто я, и зачем приехала. Прошу Вас - кто чем может - помогите! Две сотни детей - банально голодают. Есть инвалиды, есть совсем маленькие, есть несколько новорожденных... Ради бога! - Я не прошу оружия, - оно у нас есть, и за себя мы постоять сможем, но наши инвалиды не могут передвигаться на дальние расстояния и им нужен уход...

Мальчик стоял с отцом и наблюдал издали, как "побирушка крутит пластинку" - все, как и в прошлый раз - те же слова, так же сидят в кабине "однорукий" и "колотый", дети только каждый раз другие, но все такие же худющие, да с каждым разом в словах "побирушки" все больше слез и отчаяния.

И тут и сын, и отец отмечают и что-то новое: после своей стандартной речи "люди добрые, сами мы не местные", женщина продолжает просить: