— …Фил, скажи, если можно. О каком серебряном долларе тебя спрашивал Патрик?
— Не могу, дал слово джентльмена, что буду нем как могила.
— Ну и не говори! Сама догадаюсь, если подумаю.
— Прорицать историю, ты пока у меня не умеешь.
— Ничего, вскоре научусь и все-все про вас двоих узнаю.
— Ну-ну…
Ладненько, Настена, в мексиканскую сиесту отоспались и заспались. Пора и нам готовиться к приему званых да избранных гостей…
Перебираемся из воскресенья в понедельник. Он у нас нонеча Светлый, потому что от Пасхи до Пятидесятницы православная седмица начинается в воскресенье и заканчивается в субботу…
Патер ностер, хорошо-то как иметь пасхальные каникулы, ежели вся нечисть, осанна Господи, затихает, притухает. Уровень фонового непроизвольного колдовства снижается у нас, Настя, чуть ли не до среднеевропейских показателей… Кроме мелкого бытового хулиганства на магической почве пять-шесть дней до и после Пасхи Христовой обычно не случается чего-нибудь зловредительного и смертоубийственного.
Разве только в городе и окрестностях какие-нибудь еретики-сектанты залетные эдак резко объявятся? Но это вряд ли…
Переместившись с запада, из калифорнийских субтропиков в умеренные восточно-европейские широты Ирнеевы поспешили домой, забежав по дороге в парочку продвинутых продовольственных магазинов.
— Мне, Настена, наш дедушка граф Патрикей Еремеич наказал селянку из квашеной капусты сготовить и киселя овсяного сварить. Овес — не манка. Это мы могем.
И расстегаев я ему тако же спроворю, его лордству и сиятельству. А рябчиков мы по быструхе в микроволновку с грилем засунем. Тебе салатами заниматься с места в карьер. Овощи и грибы я вчера отварил. Яйца фаршированные в самый смак доспели…
— Сто пудов, Фил, сделаем красивенько и вкусненько.
— Ух, мы их накормим в широте душевной!
Ника у нас из-за стола не встанет без чудодейства. Ишь ты, грозилась меня объесть. Не на того напали, барышня из серебряного века!
Десертов, Настя, нам на три дня хватит с монастырскими куличами. Вдобавок для Гореваныча с Ванькой я завтра американских пончиков нажарю. Они их любят.
— Зато я люблю тебя, Фил. Ты мой самый вкусненький, сладенький, красивенький.
И жена у тебя красивая. Руперт вчера в куртуазных комплиментах рассыпался насчет моей внешности, и сверху и снизу. Словно у тевтонской девы-воительницы, сказал, пока Ника на тебе каталась от бортика до бортика. А я тебя к ней взревновала по-женски.
Помнишь: я думала, будто вы родные сын с матерью. Ничегошеньки не понимала, глупенькая. Но теперь вижу и знаю, почему мы с Рупертом похожи словно брат и сестра. Правда, ведь?