Ярмо Господне

22
18
20
22
24
26
28
30

«Сегодня мы Анфискин подарок у нас в спальне разместим. А перед тем, как некая грешница телом прилепится к мужу своему, аще жено… блудлива, икону плотной кисеей занавешу по старому русскому обычаю».

В машине она добавила технических деталей:

— Кисейный покров для иконы я, Фил, возьму со своей Богоматери-Троеручицы. Она на меня не обидится. Наоборот, Богородице-дево радуйся… Да будут две плоти воедино!

— Иезавель — дщерь Евина! Суесловная и суеверная…

— Понедельник у меня — день длинный, муж мой любимый и желанный…

На следующий день, ближе к закату солнца во вторник Филипп повстречался с Викой в новом кафе-мороженое, как они оба того пожелали. Угостившись мягкими разноцветными шариками, поболтав по-дружески о том, о сем, о грядущих отпусках и летних каникулах они вышли на улицу, где явно собиралась гроза. С запада заходила краем пока еще далекая черная-черная туча, озаряемая неслышными молниями-паутинками. Уже явственно пахло близким и неминуемым дождем, быть может, ливнем c бурей.

— …Тачка у меня на парковке у набережной. Под грозовые осадки и под раздачу не попадем, Виктория моя Федоровна.

— Обещаешь?

— Нет, всего-навсего предполагаю в изреченной рациональности…

Как скоро они быстрым шагом проходили мимо Дома масонов, Вику вдруг неудержимо, вроде бы беспричинно и странно, потянуло по направлению к глухому простенку между двумя зеркальными офисными окнами. Странные ощущения ее не оставили, когда на кратчайший миг ей ясно представилась старинная массивная дверь с накладными железными украшениями и надписью латинскими буквами.

Она недоуменно приостановилась, потому что больше никакой входной двери не видела. В ту же секунду ее встряхнуло, словно при землетрясении.

Три орденских сигнума: Солнцеворот Мниха Феодора, Дуо-Калатрава-Флерон и Мангоннель-де-Картаго — в синтагмах ритуала рыцаря Филиппа сработали безупречно и непререкаемо. Тройственные мощные лучевые удары — два радужных и один изумрудный — слились в один залп, поразив обращаемые к орденскому служению тело и душу в то самое мгновение, как только ветвящаяся сапфировая молния соединилась с громоотводом на башне Дома масонов. Спустя полсекунды грянули оглушительные раскаты грома, а с ними хлынули с небес, казалось, никем и ничем неудержимые ливневые потоки.

Улица, автомобили, здания, прохожие — все тут же исчезло, будто скрылось навеки в небытие. Но дверь прямо перед собой Вика с этого момента узрела, созерцала совершенно отчетливо, как и коридор сухой тротуарной плитки, указывающий путь между двумя уходящими в безоблачное небо перламутровыми стенами из дождевых струй.

Рядом Вика обнаружила фигуру в длинной багряной мантии с лицом, до подбородка укрытым большим капюшоном. Звучный мужской голос, одновременно приветственный и повелевающий, ей показался поначалу незнакомым:

— Добро пожаловать в орден Благодати Господней, субалтерн-неофит Виктория. Прошу следовать за мной.

Вслед за незнакомцем Вика, нисколько не раздумывая, двинулась к манящей, дразнящей любопытство двери, украшенной черными матовыми изображениями узнаваемых животных: быка, льва и орла, и увенчанной таким же вороненным человеческим черепом. Больше всего на свете, сию же секунду, немедленно ей не терпелось узнать, что же скрывается за призывным исходом в неизвестность, который то появляется, то исчезает.

Дубовая дверь перед ними приветствующе распахнулась, лишь только они приблизились к ней на два шага. Оказалось: неимоверно притягательный вход ведет в большой восьмиугольный зал с восемью блестящими стальными дверьми в каждой стене.

За каждой наглухо запертой входной дверью что-то скрывалось, но что именно Вику уже не интересовало. Ее объяло радостное чувство понимания и осознания, насколько ей все вокруг приятно знакомо.

Если же она чего-нибудь покамест не может объяснить, не знает, не понимает, то непременно вскоре вспомнит, узнает, вроде того, как сами по себе всплывают в памяти малоупотребительное слово или специальный термин, до сей поры слегка подзабытые за ненадобностью.

Настолько же понятным, чуть ли не построчно знакомым, памятным ей представился орденский символ веры, прозвучавший в неизведанных глубинах ее разумной души, пробужденной к служению желанной цели, о какой она упоительно мечтала всю жизнь. Будь то было сознательно или внесознательно.