Коромысло Дьявола

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вдруг да получится артефакт в презент Пал Семенычу? Пьем ваше здоровье, полковник, сэр! Прозит!

На опустевшую рюмку шартреза убежище в мгновение ока отреагировало испанской сигарой, двумя персиками и стопочкой гренадина. Ликер Филипп залихватски потребил на месте, а сигарку в алюминиевом футляре и фрукты в красивых бумажках запасливо захватил с собой. «Мир дому сему!»

Из асилума Филипп-миротворец, как известно, без какой-либо войны получивший испанское наследство, поехал в мастерскую к апостолу Андрею и евангелисту Матвею. Его Настя там уже вовсю кокетничала с друзьями-компьютерщиками.

Получив алую розу из цветочной лавки и персик, — «оранжерейный, мой дядюшка из Москвы приволок», она устыдилась неуместной ветрености и скромненько примолкла.

«Эт-то правильно. Молчи, женщина, когда мужчины о деле гуторят».

Хотя, возможно, молчаливая Настя ничегошеньки не понимала в компьютерной тарабарщине, на которой изъяснялись Филипп и его друзья, увлеченно обсуждавшие изменения в комплектации, разводку портов и насущные проблемы энергопотребления многоядерных процессоров в мобильном исполнении. «Это у нас Ника нашла бы, чего по сути сказать. Никому мало не показалось бы».

До запланированного визита в «Трикон» у Филиппа в сущности оставалось время, намеченное для прогулки с Настей по парку и посещения уютного кафе-мороженого. Мягкие шарики Филипп полюбил еще совсем маленьким. А Настя познала всю прелесть мягкого разноцветного мороженого чуть постарше, когда ей вырезали гланды.

О детстве и родителях они прежде не заговаривали. Как-то к слову не приходилось. Теперь вот обменялись малосущественными автобиографическими данными.

Филиппа не ахти как интересовало, отчего его Настенька не так уж грустит-печалится без матери и отца, трудящихся на дипломатическом поприще в далекой азиатской, пускай и эсэнговской столице. Зато он принял к сведению информацию об их возможном переводе в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. Ведь в таком случае их любимая дочь собирается поступить учиться в какой-нибудь американский колледж.

Оказалось: не только по актуальным вопросам высшего белоросского образования у них совпадают мнения и вкусы. Так же, как и Филипп, Настя уделяла местной и международной политике, если уж не ноль внимания, то по меньшей мере полновесный фунт презрения.

Последний раз новости по телевизору она смотрела в прошлом году, когда готовилась к докладу для внеклассной политинформации. Тогда как разных политических разговорцев она с детских лет с лихвой наслушалась от родителей.

— …Слава Богу, моей старой деве тетке стопудово плевать на политику. У нее главное — уберечь мою девственность от подросткового секса и преждевременной беременности, а дачный участок от насекомых-вредителей.

— Меня, надеюсь, в сельхозвредители она не записала?

— Что ты говоришь, Фил! Ты для нее сам ангел во плоти. Можно подумать, она в тебя влюбилась, дурница старая…

Вероника встретила Филиппа ехидным этаким смешком насчет юного жиголо, рассекающего по Дожинску на джипе от щедрот неприлично молодящейся бизнес-леди.

— Послушала я там-сям в конфиденциальности. Смотрите-де, она на молоденьких мальчиков уж бросается. Впрямь стареет, но выглядит еще неплохо, мымра…

— Хотелось бы верить, вот этот фрукт из асилума утешит нисколько не стареющую богиню Афродиту. Я, конечно, не Парис, а это не яблоко…

— Ой, Филька, порадовал гостинчиком прабабушку-старушку. Чтоб ты знал: в одной из мифологических версий, у Павсания вроде бы, фигурирует не яблоко, а персик.

Притом в нескольких иудейских апокрифах Ева в раю соблазнилась не холодным, как лягушка, яблоком, но пушистым и теплым персиком.

— Да? На мою Настеньку такой райский персик как-нибудь не подействует? — немедля обеспокоился Филипп.