Коромысло Дьявола

22
18
20
22
24
26
28
30

Внизу на выгоне у соленого озерца рядом с писательским вагончиком паслись мустанги Бармица. Пугать их аки лев рыкающим двигателем трака не следовало.

Да и Сан Саныча ни к чему от работы отвлекать, коли он исписывает листы бумаги от рассвета до заката. Потом же, сам говорил, — во где странный человек! — переписывает, переносит их в ноутбук.

— …Мне, мой дорогой Фил Олегыч, здешние пейзажи нравятся. Признаться, давненько я близ лошадок не жил, эдак смиренным анахоретом в сельской тиши, в простоте и непритязательности. Вот и общаться нам ничто не мешает в здешних идиллиях да аркадиях вдали от шума городского.

В трейлере у Сан Саныча, он же прецептор Павел и рашн райтер Сэнди-Сэнди, было действительно тихо и прохладно. Еле слышно шелестит легкий ветерок в жесткой траве, мощный кондиционер под крышей негромко гудит, словно пчелы на пасеке, — признал подходящими фоновые звуки рыцарь Филипп. Также и отметил наличие небольшого аудиовизуального прикрытия и защищенного входа в транспортал.

— Доступ в Дом масонов, Пал Семеныч?

— С вашего любезного согласия, Фил Олегыч, на двоих. Коль наши убежища нуждаются в непременном дружеском участии. Опричь того на всякий пожарный случай по орденской срочной надобности…

К Пал Семенычу в гости Филипп ездил верхом на Карамазе, добродушном вороном мерине пяти лет от роду. «Метис-иноходец, и рысь у него совсем не тряская, седалище не отбивает».

С животными Филипп сходился еще легче и быстрее, чем с людьми. Исключительно в рациональности. Немного врожденной эмпатии, остальное — умелое использование условных рефлексов, к каким люди склонили и приохотили неразумное зверье в течение тысячелетий приручения и одомашнивания.

Домашнюю скотину истово православный Филипп не числил по классу братьев своих меньших. «Ибо сие есть ересь антропоморфизма». Еретические представления о наличии у скотов разумной души он негодующе отвергал. Туда же отправлял и вульгаризованные эволюционистские домыслы о некоем палеонтологическом происхождении человека от современных приматов.

«В задницу их! Обезьяны верхом не ездят… Во где братаны и брательники, из рака ноги!»

На Карамазе, обожавшем его за хлеб-соль, он превосходно сидел после двух-трех преподанных ему уроков верховой езды. В мексиканском седле и по-ковбойски держался крепко, с достойной осанкой истинно благородного кабальеро. То бишь всадника, если с испанского перевести на русский.

Зато коннозаводчик, хозяин-барин асьенды Пасагуа, на мексиканский манер эстимадо венерабле сеньор, Хуан Бармиц естественно объяснял всаднические достоинства сеньорито Фелипе Ирневе хорошей родословной от многих поколений кастильских кабальерос.

Он было подумал попросить породистого сэра Ирнива подтянуть внучатых племянников в испанском. Но потом решил, что ему это не по средствам. Пусть так себе бегают Робби и Тимоти, на пони катаются вместе с Джонни-фром-Бьелораша.

Гораздо того они под присмотром у сэра Смолича. Досточтимый майор Айгор Смолич, конечно, по-военному несколько грубоват, но тоже происходит из аристократических сословий Европы.

Таким образом не имевший чести быть лично представленным сэру Бармицу-Второму отец Джонни высоко поднялся в его глазах. Как ни гляди, достоимущий мистер Рульникофф из Дожинска нанял опекать своего наследника сразу двух европейских аристократов.

Тем же образом действий и понятий, свойственных богатым и сильным мира сего, деловая репутация сверхдальнего и ранее малопочтенного родственника миссис Джон Бармиц из Хьюстона значительно упрочилась в адвокатской конторе «Бармиц и Рокстоун», консультировавшей довольно значительные инвестиционные проекты.

Свой особый аристократический статус и шик Филипп подкрепил тем, что куртуазно и галантно произвел сеньориту Долорес в «маленькие хозяйки большого дома». Он весьма торжественно и чинно назначил ее разливать четырехчасовой чай по английской европейской традиции, чего ранее не имелось в заводе в техасской асьенде Пасагуа.

Между тем лиходействующие погодки Джонни и Тимми резвились на природе в холмистых прериях. Под ответственной опекой майора Смолича, не сам по себе, оказался и восьмилетний плаксивый Бобби.

Более того, к ним иногда подъезжала в соответствующем случаю гардеробе надменная сеньорита Долорес. Остаться в стороне она не могла, коль скоро они всем на зависть верхом на пони лихо играли в пятнашки, в войнушку, в индейцев и ковбоев с использованием пейнтбольного арсенала, привезенного предусмотрительным дедом Гореванычем.

Филипп время от времени к ним присоединялся конно и оружно в личине злодея в черном сомбреро, бандидо мехикано. Тогда как Гореваныч, научившийся держаться в седле в бытность курсантом пограничного училища, чаще всего изображал старого кровожадного вождя краснокожих арапахо. «По-испански и мексикански у него-то не очень получается».