Расследование требовало досконального изучения мирской религиозной ситуации in situ, на месте. С этой целью благочинный окружной инквизитор негласно побывал у поздней воскресной обедни в храме Святых княже Димитрия Донского и Сергия Преподобного.
Разместился он на правом клиросе, с самого края. С одной стороны, дабы без помех наблюдать, с фланга изучать прихожих храма сего. С другой — самому помене взирать на алтарный иконостас, испакощенный и оскверненный мелкими бесовскими харями и личинам, прикидывающимися крестами в медальонах церковного декора.
Слева от инквизитора иконописные лики Святых апостолов Петра и Павла, склонившихся друг перед другом в легком пренебрежительном поклоне, тоже не вызывали у него пиетета и благоговения.
«Один кудрявый, другой лысый… Ох мне предание экклезиастическое, облыжно и фальшиво эктометрическое! Интердикту во время оно один другого предавали, эдак апостолически. После, поди ж ты, верующие их примирили благонамеренно… Господь с ними, коли былые враги-апостолы друг дружку благовестно возлюбили. Изобразительно да иконописно…»
Верующих в девять утра по местному времени нашлось немного, всего 55 человек, сосчитал в социологических целях инквизитор Филипп и потому рассмотрел всякого из прихожан обоих полов по отдельности, осторожно, в минимальной коэрцетивности вникая в их биографии, помыслы, моления…
«…74 процента старухи, лишенные женского детородного естества, 30- и 40-х лет рождения от прошлого безбожного века. 12 процентов мужеска пола в распределении возрастов половозрелости и угасания. Остальные суть женщины, незрелые отроки, отроковицы, такожде внуки и внучки, насильственно к воцерквленности приобщаемые материалистично богомольными бабушками и прабабушками…»
То, что в церкви на воскресной службе присутствует очень мало самостоятельной молодежи, инквизитора-коадьютора Филиппа не смутило. Так оно и везде в белоросской глубинке.
Все-таки провинция не есть столица. Даже если оная провинциальность от нее удалена на 40 минут езды на автомобиле по обледеневшей зимней дороге. Или на полтора часа в холодной промозглой пригородной электричке.
«…В граде сем и в стране в храмы Божия во множестве идут неумелые пожилые верующие из атеистических поколений, вскормленных богомерзкой коммунистической идеологией и злостной материалистической пропагандой. Потому и веруют они материалистично, как учили-воспитали, когда религия пребывала под идеологическим запретом для миллионов партийцев и десятков миллионов комсомольцев…»
Филипп Ирнеев вернулся в образ непредвзятого инквизитора и перестал чисто по-людски частично осуждать, порицать мирских компатриотов, в подобии паствы церковной со страхом или надеждой входящих во всякий истинный дом Божий. Инквизитору-коадьютору нет дела до того, какие частные материальные блага мирская верноподданная паства, прихожане выпрашивают, вымаливают у царя небесного, богохульно и рационально воспринимаемого ими неким сотворенным существом, стоящим не очень-то высоко над мирскими князьями-правителями и земнородными президентами.
«Ибо нечестивому творению токмо тварной плоти заповедано поклоняться. Неведомы им откровения Бога-Отца иль Духа Святого и Безгрешного. Вплоть до Судного дня Гнева Господня.
Прости им, Господи! Кто из нас без вероятного греха живет в бесчинной юдоли земной?»
Сейчас благочинный инквизитор Филипп в недрах душевной глубины и полноты даже немного сожалеет о несчастных посткоммунистических старухах, изуверски приобщившихся к православию, когда его частью разрешили безбожные власти, испуганные войной 1941–1945 годов. Ибо старушечьи бездуховные моления о ниспослание здоровья близким и даровании лично себе долгих лет земной жизни пропадают втуне.
«Увы им, увы… несть плотского благочиния и Души Святой Безгрешной в храме сем, загрязненном нечистотами дьявольской природной магии и сатанинского волховства от мерзости мирской…»
Ближе к концу обедни инквизитор Филипп выявил только что появившихся в оскверненной церкви двух несомненных участников богомерзостных колдовских и магических обрядов. Оба осквернителя — мужчина сорока лет и женщина тридцати семи — состоят в непременных членах хилиастической секты, ими цинично именуемой «Праведники последних греховных дней».
— …В 40 лет, следует выглядеть не больше, чем на 20. И не наоборот, — не слишком последовательно наставлял Филипп Ирнеев свою Настю пока еще Заварзину, побывав в Барселоне обычными туристами вприглядку. — Потому тело и душа неразделимы с культурой речи, Настасья моя Ярославна.
Вон там, гляди, собор Саграда Фамилья… Эт-то верно. Но произносить знаменитое прозвище зодчего и зиждителя храма сего следует, ударяя на последнем слоге. Антонио Гауди-и-Корнет все-таки каталонец, родом из провинции Таррагона.
Так же и фамилию природного кастильца Пабло Пикассо должно акцентировать на слоге втором.
Ни тот ни другой, Настя, французами не были. Не верь тому, что слышишь от малограмотных в иностранных языках… Помниться, никакого идиотического дона Жуана офранцуженного в природе не существовало. Зато жил-был в прототипе дон Хуан Тенорио…
Ладненько. Оставим в покое филологицкие изыскания, изыски. После ими займемся…
ebooksa