К 4 годам Филипп понемножку начал разбираться, когда и на каком языке его обманывают, как самостоятельную суверенную личность, имеющую приватные интересы, профит и понимание действительности.
Понятно, тому подобной терминологией он тогда не владел. Но осознанные понятия уже имелись, так же, как и твердая память, вовсе не вытесненная в дальнейшем куда-то на задворки сознания обилием внешней информации и гормональной бурей полового созревания.
В немалой степени развитию памяти и понимания Филиппа способствовали многоязычные уроки чтения и письма, впервые преподанные ему в 4 года, после того, как он на радость папе с мамой стал активно интересоваться часто встречавшимися на экране телевизора, во взрослых книгах и журналах чудесными буквами и цифрами.
Они были дивно интересными и занимательными на папином компьютере. Там изумительным образом появлялись виртуальные буквы: русские, английские, большие и маленькие. Филипп нередко смотрел, как папа сосредоточенно страдальчески работает над кандидатской диссертацией, понемногу заполняя дисплей словами и предложениями.
А в каждой фразе, в абзаце, в любом тексте, оказывается, есть свой смысл. Иногда понятный, значимый, иногда не очень. Но отчего-то хотелось всю эту печатную знаковую словесность узнать и понять. Повсюду и везде.
Так что, когда ему сравнялось 5 лет, он начал много читать, увлеченно и свободно. Со всем удовольствием прирожденного заядлого читателя. Без разбора. То, что на глаза попадется интересное.
Читал по собственному желанию с упоением. Никому и в голову не приходило заставлять его читать насильно.
К небезопасному компьютеру его не подпускали, шибко здоровье берегли. Но в выборе книг и в чтении не ограничивали. Считали: ребенку полезнее читать, чем тупорыло таращиться в телевизор, портить глаза и мозги детскими программами.
В то же время эпизодические занятия писаниной ему ужасно не нравились. Мука мученическая! Зачем учиться писать ручкой прописи-каракули, если кругом сплошь печатные буквы? Чего-чего, а их видимо-невидимо по телевизору или на компьютере.
Впрочем, до первого класса его никто чистописанием, заучиванием на память стихов и песен не утруждал. Паче педагогических чаяний, не до обучения глупейшему чтению вслух и каллиграфическому письму было его дедушке и бабушке, приглядывавших за ним, пока родители-учителя трудились в школе.
Бабушку Зою он отдаленно помнит. Перво-наперво ее вкуснейший слоеный торт, грандиозный «Наполеон» на свои именины и… недожаренную картошку по будням, небрежно и халатно нарезанную толстыми кругляками.
Намного дольше Филипп почему-то оставался не с ней, а с любимым дедом. Слушал и последовательно запоминал. В том числе витиеватые и затейливые испанские ругательства деда Хосе. Уяснил он их впоследствии, втихомолку, с секретным словарем ненормативной лексики из дедовой библиотеки.
Час к часу дед неприлично жаловался внуку на тупоумную дочку-ханжу Амелию, на блудливого сынка-хитрованца, то бишь на предприимчивого московского дядю Гену. Очень обижало благородного идальго, сколь беспардонно Филькина мамаша стала по паспорту обрусевшей Амелией Иосифовной Бланко-Рейс. А сыночек-то, Энрике Хосе и прочая, безобразно записался «неким жидовствующим» Генрихом Иосифовичем Рейесом.
В два года, последовавших за позорным падением СССР, Хосе Бланко-Рейес сильно сдал и одряхлел. Вместе с великой империей провалилась в тартарары и вся его прежняя жизнь.
Подкосили старика и предсмертные муки жены, скорбно и трудно умиравшей от лейкемии на больничной койке. С концами добил деда государственный переворот 1996 года, когда президент Лыченко обеспечил себе пожизненное суверенное президентство.
На даровщинку приобретенная белоросская независимость и суверенность и подавно не пришлись по нраву старому коммунисту. С распадом Совсоюза он, никуда не уезжая, вторично оказался в шкуре эмигранта. К тому же дед на дух не терпел строителей, как он его именовал, «мертворожденного мелконационального капитализма».
Думал, как бы вернуться умирать на родину, продал свою профессорскую квартиру. Но уехать не успел. Умер на свежеиспеченной чужбине от обширного инфаркта в декабре 1996-го.
По окончании новогодних праздников родители взяли Фильку и Леночку на церемонию прощания с дедом. Впятером они с дядей Геной привезли в Испанию урну с прахом бывшего капитана советской военной разведки Хосе Бланко-Рейеса и с борта прогулочного катера развеяли его бренные останки на рейде порта Картахена. В точности, как велел в завещании дед.
Маленькому Филиппу позже долго снились веселое слепящее полуденное солнце и его ярчайшие отражения на пенных гребнях морских волн. Материалистическая обрядовая сторона смерти его нисколько не испугала. В книгах и фильмах люди тоже привычно умирают, их по-всякому хоронят.
Горе и печаль прошли мимо него стороной. К тому же в окончательную смерть деда он не верил, потому что все время вспоминал его до и после похорон.
ebooksa