Собачий род

22
18
20
22
24
26
28
30

Алёнка попросила бабу нагреть ведро воды, взяла хозяйственное мыло, щётку, на которой когда-то баба драла шерсть, и пошла в стайку мыть Тарзана. Тарзан не спал, ждал. Бока его раздулись от еды, морда выражала верх блаженства.

— И где же ты был, а? — спрашивала Алёнка, принимаясь за мытье. — Где ходил, а? Вон шерсть вылезла, шрамы какие. Ты из деревни сбежал, да?

Тарзан повизгивал, норовил лизнуть Алёнку в щёку, в руку, но она твёрдо отворачивала его морду, строжась, прикрикивала по-взрослому:

— Да стой ты нормально! Налижешься ещё, успеешь.

В стайку пришёл Андрей — баба его впустила, — присел рядом на корточки, стал помогать. Тарзан был такой грязный, шерсть так свалялась на нём от грязи и крови, что одного ведра воды не хватило. Андрей вылил грязную воду в помойную яму, притащил ещё ведро.

И они снова мыли, расчёсывали, распутывали и вырезали ножницами свалявшиеся култы шерсти.

Под конец оба взмокли — не хуже Тарзана.

Наконец, обтёрли его ветошкой, и напоследок Алёнка аккуратно расчесала его своей старой расчёской.

Теперь Тарзан стал похож на ухоженную домашнюю собаку. Он еле вытерпел до конца мытья, и снова кинулся лизать Алёнку и Андрея.

А баба глядела в окно, из-за которого доносились повизгивание пса и голоса ребятишек, и думала: "Прибежал… Вот же! Небось, километров двести пятьдесят отмахал. Лошадь и лошадь. Чем кормился? А может, он заразный? Дворы по пути зорил? Надо соседку, Вальку позвать, — пусть посмотрит".

Баба вздохнула и стала одеваться на улицу.

* * *

Когда баба вернулась, не застав соседку дома, — увидела во дворе, на бетонированной дорожке, Тарзана и Алёнку с Андреем. Все трое просто сияли от счастья.

— Баба! Можно мы с Тарзаном на улице побегаем?

— Можно. Но только здесь, по переулку. А где машины — ни-ни. И к почте не ходите. Там милиция дежурит, всех бродячих ловит. Как бы вашего Тарзана не поймали.

— Так он же не бродячий, он теперь домашний. Смотри, какой!

Действительно, пёс выглядел теперь чистым, сытым, ухоженным.

Баба покачала головой и пошла в дом.

* * *

Когда вышли за ворота, Алёнка сразу почувствовала: нет, улица Тарзану не нравится. Едва увидев вдали прохожего, он остановился как вкопанный, напрягся, опустил голову. Даже шерсть на загривке приподнялась.