Лоб покрылся испариной — Витька вытер его рукавом.
Между тем из ворот на четвереньках выбежал какой-то человек и завопил:
— Батюшки! Идол хозяйке голову свернул! Хозяина чуть до смерти не убил. Теперь по сараям ходит, наверное, Алёшку ищет!
Витька высунулся из-за сугроба, крикнул:
— Эй, ты! Кто такой? Иди сюда!
Человек приподнялся, озираясь.
— Да здесь я, здесь! — снова крикнул Витька. — Иди, не бойся! Мы сами за этой поганью охотимся…
Человек, наконец, разглядел Витьку, в полусогнутом состоянии подбежал к нему. Он был без шапки, босой; на майку накинут старый полушубок.
— Ты кто? — спросил Витька.
— Рупь-Пятнадцать… То есть, это… Ну, по-вашему — Пашка. Уморин моя фамилия. Я в работниках у цыган живу.
— И что там такое творится?
— Вышиб ворота, гад! Здоровенный! Не иначе, нечисть. Троих уже покалечил, всех дворовых собак передушил. Хозяин в него с двух стволов — бах! А он покачнулся только…
— Ладно, Уморин, беги за мной… — И Витька кинулся к машине.
— Братва, на выход! Оружие к бою. Счас мы его тут, как он от цыган выйдет, и встретим… А ты, — он взглянул на белого, трясущегося Уморина, — посиди пока в машине. А то босой — и на снегу.
— Да я ко всему привыкший… — скромно ответил Рупь-Пятнадцать и юркнул в "уазик".
Мужики пошли цепью. Вошли в переулок, залегли в сугробах на обочине напротив цыганского дома.
Там было уже почти тихо. Только трещали какие-то доски, скрипели ржавые гвозди, звенели сбиваемые запоры.
Потом раздался хриплый лай, шум. И внезапно из ворот выскочил большой лохматый пёс. Не оглядываясь, пёс стрелой помчался по переулку.
А следом за псом в проёме ворот показалась огромная тёмная фигура.
Витька выстрелил первым. И — загрохотало.