— Действует мобилизационный план, — сказал Густых. — И он касается предприятий всех форм собственности. Список этих "отказников" у вас есть?
— Так точно! — начальник штаба вскочил и положил бумагу на стол перед Густых.
Густых глянул в список, передвинул его Кавычко и сказал:
— Андрей Палыч, займитесь немедленно. Обзвоните всех, из-под земли достаньте. Если будут отказывать — оформляйте обращение в военную прокуратуру.
Он помолчал, обвёл присутствующих усталым взглядом:
— Теперь всё?
Члены комиссии молчали. Но Коростылёв вдруг сказал всё тем же дребезжащим голосом:
— А как же быть с фантомом белой волчицы, Владимир Александрович? Ведь, как я понимаю, эта волчица и сейчас ещё в городе.
— С фантомами, дорогой товарищ краевед, мы не работаем, — отрезал Густых. — Все патрули, военные, милиция, даже ветеринары оповещены о возможной опасности. Приметы этого "фантома" должны быть известны каждому патрульному. Насколько я знаю, отдан приказ стрелять в фантома на поражение.
Густых вопросительно взглянул на Гречина, тот молча кивнул.
— А есть ли предположение, где волчица, так сказать, дислоцируется? Надо же ей где-то скрываться, отлёживаться днём… — не отступал Коростылёв.
— Предположение есть. Но пугать я вас не хочу, — несколько загадочно ответил Густых.
Коростылёв встал, слегка поклонился и сказал:
— А меня, Владимир Александрович, запугать не так-то и просто.
Густых вопросительно поднял брови, а Кавычко наклонился к нему и стал что-то быстро шептать, поглядывая на Коростылёва. Под конец он покрутил пальцем у виска.
И перевёл взгляд на Коростылёва. А взглянув, вздрогнул: глаза этнографа-краеведа за разбитыми стёклами очков внезапно вспыхнули пронзительным янтарным светом.
* * *
Когда все вышли, Густых сказал Кавычко:
— Мне вообще не нравится этот Коростылёв. Говоришь, лежит в пустой комнате?
— Абсолютно пустой. Только какая-то белая… гм… шкура, типа ковра. Ну да. Холодина, иней на стенах прямо лохмотьями. Печь не топлена, видимо, уже давно. А сам — в костюме и босиком на этой шкуре лежит.