Перед ним открылся пустой и, кажется, нехоженый двор: снег ровным слоем устилал весь двор, дорожки, и даже крыльцо.
Кавычко распахнул ворота пошире, чтобы водитель его видел, и прошёл к крыльцу, оставляя глубокие следы. Оглянулся. Одинокие следы на белом снегу показались ему почему-то какими-то жутковатыми.
Он тряхнул кудрями, поднялся на три ступеньки и постучал в дверь согнутым пальцем.
Подождал. Поглядел в окно, затянутое льдом и занавешенное изнутри. И внезапно похолодел. А что, если хозяин умер от внезапного сердечного приступа? И лежит сейчас за порогом, вытянув вверх руку и глядя остекленевшими глазами?
Кавычко замахал рукой водителю:
— Иди-ка сюда!
Водитель услыхал, подошёл, озираясь.
— Странно, да?
— Странно, — сказал водитель и лаконично оформил страшную догадку Кавычко: — Помер, поди, и лежит который день.
Андрей Палыч вздрогнул.
— Дверь, наверное, изнутри закрыта, — неуверенно сказал он.
— Наверно, — охотно согласился водитель.
Взялся за ручку, опустил вниз. Язычок врезного замка щёлкнул, и дверь открылась.
— Ну вот… — удовлетворенно сказал водитель. — Входите, Андрей Палыч.
Андрей Палыч понял, что авторитет его повис на волоске, совершил над собой гигантское насилие, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и вошёл.
Глаза невольно открылись. Он оказался в довольно просторной сумрачной комнате. У стены, на диване, покрытом пушистым белым ковром, лежал Коростылёв. Андрей Палыч тупо посмотрел на него, не понимая, что делать дальше.
— Однако, холодно же тут у вас! — почти весело сказал водитель, вошедший следом.
Коростылёв, казавшийся мёртвым, тут же внезапно ожил, повернул костлявую голову.
— Конечно, холодно. Печь три дня не топлена.
— А что так? — сочувственно спросил водитель. — Заболели, что ли? Или дров нет?