Коростылёв стоял на задних лапах, оперевшись передними о сугроб и смотрел на Бракина. Лицо у него было почти человеческим, но постоянно и почти неуловимо изменялось, словно человеческое пыталось окончательно соскользнуть с хищной морды зверя.
Бракин так и не придумал, что ответить.
Когда Коростылев придвинулся к нему, и морда его вдруг вытянулась, а из пасти вырвалось облако пара, — Бракин внезапно вынул руку из кармана и длинно брызнул из газового баллончика прямо в раскрытую пасть.
Коростылёв замер. Лицо у него задёргалось, становясь то волчьим, то человеческим, и при этом неудержимо сморщивалось, кривлялось, а глаза наливались кровью.
И вдруг он взвизгнул по-собачьи, отпрыгнул, и покатился по снегу. Он совал морду в снег, тёр её обеими лапами, и при этом визжал, чихал и подвывал.
Бракин выглянул уже без особой опаски. Спросил угрюмым шепотом:
— Ну что, понял теперь, чего мы тут делаем, сволочь?..
Тем временем волки, обсевшие дом, пришли в движение. Уличные ворота внезапно рухнули во двор в облаках снежной пыли, и появилась, величаво ступая, Белая волчица. Она была великолепна. Волки попятились, униженно взлаивали, как нашкодившие щенята, и преданно вертели задами.
Бракин, выползший окончательно из сугроба, распластался на снегу и наблюдал за всей церемонией. Внезапно он понял: это обычные волки и собаки. Значит, с ними можно бороться обычными, нормальными способами.
И в тот же миг увидел: волки стали бросаться на дом, норовя подпрыгнуть как можно выше. Поднялся шум, хрип и вой. Некоторым удавалось дотянуться до крыши, но лапы соскальзывали с обледеневшего шифера, и они падали вниз, визжа от страха.
Белая молча сидела в стороне. Глаза её лучились, не выражая ничего: ни гнева, ни презрения.
Бракин постепенно переползал по периметру усадьбы. Он полз вдоль забора, пока не добрался до следующего угла, потом снова повернул, дополз до полуразвалившейся стайки, обогнул её и оказался возле сортира. Сортир был почти полностью заметен снегом, из-под снега торчали лохмотья старого рубероида. Бракин вполз на крышу и залёг на этом постаменте; теперь вся передняя часть двора, включая ворота, была ему отлично видна. Теперь он увидел и дверцу чердака, до которой, оказывается, пытались допрыгнуть волки. Дверца была тоже заколочена, но настойчивость волков уже привела к тому, что доски стали шататься и крошиться в щепы.
Белая сидела к Бракину вполоборота, и при благоприятном направлении ветра могла запросто учуять его. Но ветер, к счастью, дул от неё. Ветерок был слаб, но при сорокаградусном морозе и он пронизывал до костей и обмораживал руки, когда Бракин проверял пистолет и перекладывал из внутренних карманов запасные обоймы.
Наконец, волки стали выдыхаться. Они хрипели от усталости и валились с ног. Белая продолжала молча наблюдать за ними. И тут Бракин услышал её голос, — точнее, её мысль: она звала Коростылёва.
Коростылёв появился из глубины двора. Вид у него был жалкий и побитый. Он скулил, тёр красные глаза, и время от времени норовил сунуть рожу в снег.
Постояв перед Белой, сидевшей, не шелохнувшись, как изваяние, Коростылёв побрёл в сторону стайки. Бракин похолодел: он двигался почти прямо к нему, поскольку стайка была рядом с сортиром.
Понадеявшись, однако, на то, что струя жгучего перца надолго отбила у Коростылёва чутье и остроту зрения, Бракин решил просто затаиться.
Коростылёв добрёл до стайки, и принялся раскапывать сугроб. Копал он недолго, и Бракин вскоре понял, что он искал — лестницу. Это была старая деревянная лестница, кривая и рассохшаяся. Коростылёв не без труда отодрал её ото льда, и поволок к дому.
Да, перец теперь не поможет. Да и пуля, скорее всего — тоже… Разве что попытаться перебить ступени лестницы, только вот беда — цели почти не видно.
Коростылёв добрёл со своей лестницей до дома, приставил её. Она упиралась в ребро водоската, но была коротковата. Хотя рослый человек, пожалуй, сможет дотянуться с неё до чердачной двери.
ebooksa