Теперь во дворе уже никого не было, — только клубок огня, да ещё Уморин: он высунулся из-под разрушенного навеса, и неуверенно хлопал слепыми глазами.
Огненный клубок распался.
— Ты не можешь убить меня, — тяжко дыша, хрипло пролаяла Белая.
Существо оставалось стоять на ногах, но покачивалось. Снег вокруг него был чёрным от крови.
— Да, не могу, — ответило оно. И уточнило: — Я — не могу.
Белая вскинула голову, которую рассекала страшная рана.
— А кто же может? — почти ласково спросила она и оскалилась.
Рана на голове быстро затягивалась, зарастала, скрывалась под белой шерстью.
— Я все ещё божество… — проговорило существо, и присело, опершись лапой о снег. Кажется, оно просто истекало кровью.
— Какое уж ты божество! Ты выродок, воспроизводящий самого себя с помощью глупых девушек! В тебе слишком много человеческой крови! Когда она вытечет, ты околеешь, бог мёртвых шакалов! — злобно пролаяла Белая.
Существо склонилось ещё ниже. Одной лапой оно зажимало раны, другой все ещё пыталось опереться о снег. Но силы уже оставляли его.
— Если я бог мёртвых шакалов, — выговорило оно наконец, — то сейчас… я призываю… призываю мёртвых.
Белая снова оскалилась, подняла морду к месяцу, который почему-то стал красноватого цвета, и победно завыла. Потом повернулась задом к поверженному и несколько раз демонстративно отбросила задними лапами снег.
Бракин услышал вдруг странный скрежет. Он уже перебрался на крышу стайки, и теперь свесил вниз голову, вглядываясь. Что-то происходило в яме, которую зачем-то выкопал Коростылёв.
И внезапно с треском из ямы вылетел какой-то деревянный щит. А следом за ним выпрыгнул пёс.
Бракин не сразу узнал эту косматую львиную морду. Собака величиной с телёнка стояла на краю ямы и смотрела в спину Белой, допевавшей победную песнь.
Раздался низкий, мощный рык, да такой, что у Бракина заложило уши, а Белая прервала свою песнь и как-то странно подпрыгнула от неожиданности.
Бракин, наконец, вспомнил этот рык и эту львиную морду. Это был Джулька, который пару раз когда-то пугал его, когда Бракин вечером возвращался домой по переулку.
Когда раскаты рыка стали гаснуть в сугробах, Джулька прыгнул.
Белая подняла лапу, так небрежно, словно хотела отмахнуться от Джульки. И зря: пёс ударил её грудью и опрокинул. Белая яростно завизжала и они покатились клубком по потемневшему, измолотому снегу.