Остаться без обеда было обидно: торопясь доехать до аймака, мы не ели весь день. Я подошел к дремавшему Громову и пошептался с ним. Профессор поднял очки на лоб, пошарил вокруг себя и извлек из груды тюков на полу маленький бидон. Эглон проснулся и зычно скомандовал: «Подходи с кружками!»
Громов с Эглоном налили всем понемногу спирта. Спирт подбодрил людей, появился аппетит. Как раз поспел суп и вареная баранина. Свежий хлеб после гобийских твердых лепешек улучшил вкус позднего обеда. Разогревшись в домике, мы разделись и забрались в мешки в своей палатке, даже не затопив приготовленной печурки.
Двадцать четвертого октября провели на новой базе в аймаке. Подыскивали проводника, заново распределяли вещи. Тщательно проверили количество бензина: здесь оставляли «железный» запас на возвращение в Улан-Батор. Конечно, мы могли бы взять бензин в аймаке, но только с «отдачей натурой». Тогда пришлось бы гонять сюда машину из Улан-Батора. Как раз этого я хотел при всех случаях избежать. Закупоренную бочку завернули в кошму, обвязали и заперли в маленькой кладовой домика. Ящики с коллекциями, водяные баки, третья палатка и запасные колья — все это оставлялось здесь на время маршрута.
К концу дня пришел проводник — пожилой арат с жировой шишкой на голове, назвавшийся странным прозвищем Кухо («Кукушка»). Только позднее он сообщил мне свое настоящее имя — Намцерен. Мы уговорились о выезде завтра на рассвете, но этот план неожиданно нарушился. На закате резко похолодало, свирепый ветер завыл, скатываясь на нашу маленькую усадьбу прямо сверху, со склонов плато. Он подул с полчаса, усилился, перешел в настоящую бурю и пригнал тяжелые белесоватые облака. Пошел снег. Скоро все покрылось плотной белой пеленой, а ветер все крутил и взбрасывал снег, будто не мог уложить его как следует. Надежды на завтрашний выезд становились сомнительными — что мы могли видеть, под снежным покровом? А видеть в этом новом для нас месте мы должны были все! Прислушиваясь к реву ветра и свистящему шороху сухого снега, мы сидели с Громовым за столом, рассуждая о пройденном пути. Зябкий Орлов в начале бури удалился в палатку и забрался в спальный мешок.
Громов ожесточенно тянул свою трубку и желтым с обгорелой кожей пальцем водил но карте вдоль синей линии нанесенного маршрута. Склонив голову набок, округлив глаза и высоко подняв брови, профессор по обыкновению стал похож на обычную хищную птицу, взъерошенную и обветренную бесконечными ветрами Гоби. Только гладко выбритое лицо напоминало о щегольски одетом ученом, расхаживавшем некогда но Улан-Батору в светлом костюме с белоснежным воротничком.
Я посмотрел на часы. Близилось к полуночи. Шум ветра за тонкими глинобитными стенами не умолкал. Завывала метель, не наша — гобийская, несшая снег пополам с песком и пылью. Все спали, вплотную сдвинув койки, только за перегородкой в другой комнате возился повар. Через проем отсутствовавшей двери мне было видно, как Никитин тер слипавшиеся глаза.
— Иван Николаевич, — позвал я, — ложитесь спать!
— Так ведь надо все заготовить на два дня. Пока там найдем место, станем лагерем…
— Можете спать, завтра не поедем: видите, что делается.
Повар обрадовано взглянул на меня, в несколько минут убрался и затих. Не хотелось выходить из теплого дома в бурную и морозную тьму. Но мы с Громовым мужественно преодолели несколько шагов до палатки, в которой давно и беззаботно храпели Эглон и Орлов. Растопили печь. Едва палатка чуть обогрелась, мы забрались в мешки — долго топить не годилось: палатка намокла бы от подтаявшего снега.
Еще день стояли мы в аймаке. Все дела были сделаны, наблюдения приведены в порядок, и все с радостью следили, как быстро испаряется выпавший снег, именно не тает, а испаряется. Непривычная картина белых холмов и равнин уступала место давно знакомой — камни, щебень, песок и сухая трава…
Глава шестая
«Богатый стол»
Незнакомый начальник — тигр.
Незнакомая местность — ад.
вадцать шестого октября, в холодных рассветных сумерках, мы взяли курс на черный гребень, видневшийся на юго-западе. Разделившись на три группы, мы довольно быстро осмотрели горы Тушилге («Спинка») и Чойлингин («Вытянутый»), а также окружающие их рыхлые породы верхнемелового возраста. Мы пытались установить характер связи этих рыхлых пород с многочисленными обломками костей динозавров, захороненных в них, и слагавших горы уплотненных и перемятых в складки песчаников и углистых сланцев верхнеюрской эпохи.
Мне достались горы Чойлингин. Черные породы нагрелись на солнце, в защищенных от ветра ущельях было жарко. От торопливой ходьбы пот катился по лицу градом. Наконец я утомился и присел покурить на остатке стены в развалинах старого монастыря. Монастырь был, видимо, беден и невелик — стены домов сложены из неровных кусков тех же черных камней, какие валялись вокруг. Высоко, в самой глубине горного массива, в замкнутой со всех сторон разнокалиберными уступами долинке спрятались эти развалины. Сюда заходил только слабый ветерок, шелестевший нетронутым дерисом. Я с наслаждением затягивался из толстой самокрутки — редко удавалось покурить так, чтобы ветер не раздувал папиросу, не сыпал искрами на одежду и руки, не забивал дым обратно в нос и в рот…
Выбравшись из гор, я спустился до последнего уступа и с него увидел наши машины на темной и пустой равнине. Два ширококронных хайляса виднелись в стороне. Я разглядел в бинокль Громова и Данзана близ машины — значит, они уже выполнили свою задачу.
Проехав дальше, мы увидели, как базальты покрывали толстым слоем серые меловые песчаники с костями динозавров. Темно-коричневая масса базальта была начинена, словно салатом из редьки, круглыми и плоскими белыми включениями — халцедонами. Несчетное множество халцедонов попадалось здесь среди щебня — доказательство, откуда берутся халцедоны в гобийском щебневом панцире. Некоторые участки базальтового покрова были развальцованы, раскатаны, как тесто, еще во время излияния лавы, когда полузастывшая лава верхних слоев плющилась и тянулась над напором горячей.
Чтобы двигаться дальше на юг, пришлось пересечь небольшую котловину, окаймлявшую горы Чойлингин и Шарилин («Мумийный, мощевой»), выбраться на плоскую возвышенность и поехать по едва видному автомобильному следу вдоль края котловины. Здесь тянулись обрывы серых и светлых глинистых песчаников нижнего мела с совершенно замшевой поверхностью. Против двух хайлясов обрывы стали особенно живописны.
ebooksa