— Что надо сделать?
— Закроешь дверь — выберешь лису, но потеряешь знание о первой жизни, откроешь — обретёшь память, но потеряешь второго зверя.
Лиса тяжело вздохнула, словно слышала наш разговор и не сомневалась в моём решении. Ключ в двери, уже наполовину повёрнутый, заманчиво заблестел, приглашая завершить поворот. Почему-то я была уверена, что сейчас он пройдёт без сучка и задоринки и я наконец вспомню, что случилось в той жизни. И потеряю часть этой.
— Но так нельзя!
— Почему? — насмешливо прогрохотал Велес. — Это твоя плата. Выбирай. И знай: всё, что сейчас случится, останется между мной и тобой. О твоём выборе никто не узнает. Ты никому не сможешь рассказать, даже если захочешь. Я запираю твои уста.
В воздухе пронеслась золотистая молния и коснулась губ нежно, как лепесток розы, но мне даже не надо было проверять, чтобы ощутить уверенность: об обретении или потери зверя я никому не смогу рассказать ни слова.
— Я не могу так. Мне нужно подумать.
— Тогда ты выбрала прошлое, — голос Велеса стал удаляться, словно разочарованный бог решил закончить наш разговор. — Второй зверь к тебе вышел. Он не переживёт эту ночь, если ты его не примешь.
— Но неужели ничего нельзя сделать? Тот, кто не помнит прошлого, не имеет будущего.
Спросила я в пустоту, потому что Велес мне не ответил. Не захотел дожидаться моего решения или не хотел видеть его результата. Я зло стукнула когтистой лапой по стене и зашипела.
Лиса прикрыла глаза и напоминала собственный надгробный памятник. И зачем спрашивается, ей так надо было рисковать, проецируя мне в голову ту сцену? Сейчас была бы полна сил и энергии, и мы смогли бы подраться по всем правилам. Или там было что-то важное? Что-то такое, что должно повлиять на мою жизнь? Но что? Что такого могло быть в короткой сцене, где Тёмный бог пообещал вылечить мою сестру за то, что я принесу ему артефакт? Вылечить? Я стукнула лапой себя по лбу. Он не мог вылечить, потому что такие, как он, не лечат, от них идёт только зло. Зло лечить не умеет, только убивать и наводить порчу. По всему выходит, что болезнь моей сестры была наведённой и когда он перестал на неё влиять, она выздоровела?
Я прикоснулась к лучу, который под пальцами радостно загудел и завибрировал, ощутила на той стороне адресата и уверенно сказала:
— Ты обманул меня, Тёмный. Наш договор недействителен.
— Догадалась? Но как?.. — донеслось до меня возмущённое.
После чего с луча словно начали облетать отдельные нити, лопающиеся с противным громким треском тающие ошмётки на некоторое время заполнили коридор от пола до потолка. Когда видимость восстановилась, выяснилось, что луч не исчез, но связь совершенно истончилась, и она была не между мной и Тёмным богом, а между ним и артефактом с его силой. Нужно как можно скорее от него отделаться: пока артефакт — часть меня, того и гляди, опять кто-то заявится наводить порядок в моей голове, а мне дороги все мои тараканы. И хомячки тоже. Но сначала…
Лиса же всё так же лежала на полу без признаков жизни. Я лизнула её в нос и поразилась тому, какой он сухой и горячий. Её веки лишь слабо дёрнулись. Казалось, ей остались считаные мгновения, и терять их ни в коем случае не следовало.
Я провернула зубами ключ в обратном направлении и вытащила его, боясь не успеть. Потом, на всякий случай перекусила напополам, легла, прижавшись к клочковатому боку, так, чтобы чувствовать каждый вздох, каждое биение сердца, и громко, чётко сказала:
— Я принимаю тебя. И ответственность за тебя принимаю так же, как ты взяла её на себя, когда это было нужно.
На меня опустилась темнота, горячая и колючая. Коридора не было, не было вообще ничего, но меня куда-то несло, крутило и выкручивало. Было больно, очень больно, так больно, словно кости менялись местами, а мышцы разваливались на волокна и опять соединялись. Я не выдержала и заорала.
— Лиза, я тут, всё уже закончилось, всё хорошо, — начали пробиваться сквозь пелену боли чьи-то слова.