И это я ещё очень мягко сказала. Но когда нет системы, когда что увидишь — то и твоё, всегда находятся пробелы в чём-то важном.
— За всё хвататься — ничего хорошо знать не будете, — сурово припечатал домовой. — Но временно защиту восстановить сможете. Хоть посторонний неожиданно не нагрянет.
— Только если вы мне поможете.
— Да чем я помогу? — изумился домовой. — Выискиваете целые куски, напитываете магией, соединяете в одну сеть с другими целыми кусками. Там связочка простенькая, вы знать должны, только растягивать придётся. Ну и выглядеть будет некрасиво. Так вы и не подряжались кружево плести.
— Почему кружево?
Я спросила, уже прикидывая, откуда можно начинать. Домовому удалось меня зацепить. Остатки плетений были совсем слабыми, не уверена, что их увидел бы Тимофеев или Звягинцев.
— Так у умелых магов плетения иной раз как кружево, — степенно ответил Мефодий Всеславович. — Взглянешь — и замрёшь в восхищении.
— Боюсь, с моими так не получится.
— Это пока, — оптимистично ответил Мефодий Всеславович. — Берётесь?
Я уверенно кивнула. Всё равно дел у меня особенно важных не было, а когда нет важных дел — появляются ненужные мысли. Пусть помочь Николаю я не могла, но не думать о нём было выше моих сил.
Обновлять чужое плетение оказалось неприятно. Словно касалась старой липкой паутины, которая по мере наполнения становилась гладкой и едва ли не звенела от напряжения. Оборванные нити болтались, да и просто дыр в этой паутине хватало. Через такие пролезет не только хомяк или морская свинка, но и крупная кошка. Дыры удалось затянуть новыми плетениями, поскольку были они несложные и состояли из повторяющихся элементов, которые легко копировались. К появлению Владимира Викентьевича я стояла на лестнице между первым и вторым этажом и держала концы плетений, которые только и осталось замкнуть на управляющий блок, как сказал домовой. Смущённо так сказал, поскольку как раз от управляющего блока не осталось ровным счётом ничего, а как его создавать, Мефодий Всеславович не знал.
— Елизавета Дмитриевна, пойдёмте, — сухо сказал целитель, чья обида явно не прошла. — Будем проверять.
Я даже испытала чувство вины. Не стоило нам ругаться из-за каких-то жалких кроватей. То есть они, конечно, были не жалкие, из-за чего мы и поругались. Но всё равно, не стоило.
— Подождите, Владимир Викентьевич. Мне требуется ваша помощь здесь.
— Да?
— Понимаете, Владимир Викентьевич, я попыталась восстановить защитную сеть этого дома…
— Да не стоило, Елизавета Дмитриевна, — чуть снисходительно сказал Звягинцев. — От неё ничего не осталось, я проверял.
— В том-то и проблема, что осталось всё, кроме управляющего блока. Остальное я восстановила, но если вы не перехватите, работа точно пойдёт впустую.
Послышался огорчённый вздох домового, который на глаза мне теперь не показывалась. Поскольку, как выяснилось, когда я злюсь, глаза тоже начинают краснеть. Более того, из них вырываются хорошо заметные лучи. Психика Мефодия Всеславовича оказалась очень ранимой, и он решил, что когда я его не вижу, злюсь меньше. Собственно, к этому моменту я уже почти успокоилась.
— Восстановили? Вы, Елизавета Дмитриевна? Но как?