Большая книга ужасов — 67,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Колпино, значит. – Кажется, он успокоился. – Тогда в окно можешь не прыгать. Но все равно никому не открывай, поняла? А я навещу тебя в лагере.

– Буду рада, но…

– Вот и договорились! Плюнь по ветру и скажи: «Все щенки, а я волчица».

Я подумала, что в последний раз вот так просто говорила о Твари только с Машкой, сестрой. С дядькой было легко болтать, почти как с ней. Может быть, даже легче.

– Обязательно.

– Я тебе позвоню, если не возражаешь.

Я не возражала.

31 июля (осталось 2740 дней)

День я провела на диване с книжкой. Даже в магазин не выходила (у дядьки нашлась прекрасная холостяцкая коллекция китайской лапши, я грызла прямо так, запивая сладким чаем). Каждый час включала телик, чтобы посмотреть новости. Со вчерашнего дня в области пропали еще двое. На этот раз в поселке Тельмана. За дядьку было тревожно, но я думаю, он знает, что делает, если у него дача в тех местах и он не спешит домой.

Спохватилась я, уже когда за окном стемнело. Быстро проверила цепи на окнах, провода в коридоре, заперла телик в шкаф. Тварь взяла моду появляться не ровно в полночь, а как только взойдет луна. Я не знала, сколько у меня времени, и металась от окна к окну как ненормальная. Никогда не привыкну, никогда!

Серое питерское небо опускалось все ниже. Я встала у кухонного окна и теребила в пальцах кончик натянутой цепи. Цепь позвякивала, напоминая, что никто не свободен, даже подросток один в пустой хате. И тут мне стало плохо.

Во дворе под окнами разом вспыхнули фонари. Пальцы свело до трясучки. Цепь нагрелась в руках. Я чуть шевельнула плечом, и треньк! – звякнуло о батарею вылетевшее звено. В ноздри просочился запах теплого человеческого мяса: Тварь уже близко.

Я задержала дыхание и вцепилась в подоконник. Сто пятьдесят два на триста сорок!

…Пятьдесят одна тысяча шестьсот восемьдесят. Дешевый пластик хрустнул, вонзился в пальцы острыми углами, и мне даже полегчало на какой-то момент от этой маленькой боли. Выдох. Из-за черных облаков за окном выглядывает полная луна.

У меня заломило суставы, кости, ярость застучала в висках. Осколки пластикового подоконника я нарочно зажала в кулаках, чтобы режущая боль помогла хоть как-то сохранить ясную голову. Задержала дыхание. Сейчас пальцы станут негибкими и выпустят пластиковые осколки. Ярость накатит с новой силой, а вдох заставят сделать упрямые рефлексы – как они меня бесят! Я потеряю контроль и кого-нибудь убью. Тогда все скажут, что Ирка Варшавская – Тварь и ее надо сдать в поликлинику для опытов.

Тварь и есть. Так получилось. Ни за что, ни почему, а так, потому что так. Кому-то достаются от бабушки красивые глаза, а кому-то – звериная шкура. Я не виновата, бабушка не виновата, да никто, блин, не виноват, просто так получилось. Я чуть с ума не сошла, когда осознала это. Ни за что, а просто так. Ни почему, а по законам бессердечной генетики. Она никого ни за что не наказывает, никому ни о чем не напоминает. Она просто есть, и у нее свои законы. У меня до сих пор крышу сносит, когда я об этом думаю. Тогда я задерживаю дыхание и умножаю в уме трехзначные числа. Потому что надо с этим жить, другого-то нет.

Луна, торчавшая перед глазами огромным бельмом, резко ушла вверх. По носу ударила пыльная батарея, и визгливый волчий вой вырвался из меня. Привет, Тварь. Привет.

* * *

Тварь чихнула от пыли и встала передними лапами на подоконник, как собака в ожидании хозяина. Господи, чем я думала, когда устроилась ждать ее у окна?! Да еще цепь порвала… Увидит жертву – сиганет в закрытое окно, и я не удержу… Во дворе на лавочке, как назло, нарисовалась компания с гитарой. Только что их не было! Через двойной стеклопакет Тварь прекрасно слышала запах теплого мяса.

Желудок стиснуло ледяной рукой, луна расплылась перед глазами. На лапу капнуло теплое – слюна! Моя собственная и чужая, звериная. Голод и ярость – вот все чувства Твари. Я не должна быть такой. Я никогда не стану такой. Есть Тварь, есть я. Сейчас у нас общее тело, но к утру это пройдет, я знаю… Двести пятьдесят шесть на пятьсот семьдесят два!

…Сто сорок шесть тысяч четыреста тридцать два. Спазм скрутил мой желудок, и новый приступ ярости ударил по вискам. Слюни заливали подоконник. Компания на лавочке заняла все внимание Твари. Задние лапы ее напряглись для прыжка…