Мы никакого решения предложить не могли и лишь надеялись, что все обойдется, – а исполнение балета уже было назначено на следующий уик-энд. Тем временем я договорился о встрече с Вернером Эрхардом, с которым познакомился на одной из организованных им конференций. Я сидел в прекрасном доме Эрхарда, слушал его философские рассуждения и разъяснения по поводу некоторых разработанных им идей, и вдруг замер, точно загипнотизированный.
– Что случилось? – спросил он. А я, вытаращив глаза, воскликнул:
–
За его спиной лежали на полу
И он их нам одолжил. На сцене они смотрелись роскошно (к великому облегчению танцоров): настоящие, здоровенные бивни, «любезно предоставленные Вернером Эрхардом».
Балетмейстерша отправилась на Восточное побережье и поставила там свой карибский балет. Впоследствии мы узнали, что она участвовала в конкурсе, собравшем балетмейстеров со всех Соединенных Штатов, и заняла не то первое, не то второе место. Этот успех ободрил ее настолько, что она подала заявку на другой конкурс, на сей раз всемирный, проходивший в Париже. Она привезла с собой очень качественную запись нашей музыки, сделанную в Сан-Франциско, и отрепетировала с французскими балеринами небольшой кусок своего балета – это и позволило ей участвовать в конкурсе.
Ее и тут ожидал успех. Она добралась до последнего тура, – а в нем соревновались лишь двое: латвийская труппа, показывавшая классический балет с участием ее штатных танцоров, и наша американская побродяжка, у которой было всего две балерины, обученных в самой Франции и танцевавших под одни только барабаны.
Она стала любимицей публики, однако публику на том конкурсе в счет не брали, и жюри присудило первое место латвийцам. Она потом обратилась к членам жюри с просьбой разъяснить ей, в чем состояли слабые места ее балета.
– Видите ли, мадам, музыка у него не вполне удовлетворительная. Недостаточно нюансированная. В ней не хватает контролируемых крещендо…
Так что в конечном счете нас все же разоблачили: когда нашу музыку услышали в Париже по-настоящему культурные люди, знавшие толк в ударных, они отчислили нас «за неуспеваемость».
Измененные состояния
Каждую среду я читал по лекции в компании «Хьюз эйр крафт». Однажды, приехав туда раньше времени, я, по обыкновению, флиртовал с секретаршей, и тут появилось с полдесятка человек – женщина и несколько мужчин. Раньше я никого из них не видел. Один из мужчин спросил:
– Здесь читает лекции профессор Фейнман?
– Здесь, – ответила секретарша.
Мужчина поинтересовался, нельзя ли им послушать лекцию.
– Не думаю, что она вам понравится, – сказал я. – В ней много чисто технических деталей.
И женщина, которой явно было ума не занимать, тут же догадалась, кто я такой:
– Готова поспорить, вы и есть профессор Фейнман!
Мужчина оказался Джоном Лилли, незадолго до того работавшим с дельфинами. Теперь они с женой занимались исследованиями сенсорной депривации и соорудили для этого специальные емкости.
– А правда ли, что у человека, которого вы погружаете в жидкость, начинаются галлюцинации? – с большим интересом спросил я.