Мир Уэйда

22
18
20
22
24
26
28
30

Дрожащей рукой он закрыл глаза и, шатаясь, поднялся с колен. К черту всё. Он наделал здесь дел. Всё испортил. Урод… хоть и не виноват в этом на все сто процентов, но это уже совсем никого не интересует. Оправданиям больше нет места. Миллионы людей теряют любимых каждый день, но ни один из них не преодолевает пространство, и не попадает туда, где любимые все еще живы…. Да, Уэйд определенно урод. Теперь, когда время иллюзий прошло, он по-настоящему захотел домой, где его друг был все еще жив. Здесь она, там он. Что же выбрать? Кого выбрать? Жена, которая возненавидит и в буквальном смысле до смерти испугается, едва увидев на пороге, или любящий друг. Уэйд сделал свой выбор. Он хотел туда, где Гарри…. Уэйд страшно соскучился по их посиделкам в Лисьей Звездочке, по охоте в секретном месте и ночным задушевным беседам у костра, где на одном из поваленных коряг вырезано имя КРИС. Найди себя там, где ты уже есть, а не там, где был. Где-то есть люди, которые не будут смотреть на него как Полина Чемберз, и не ринуться под поезд или куда там еще, лишь бы убраться подальше от вестника смерти. Нет, Уэйд определенно хотел домой. Здесь он уже закончил… убил кого смог. Пора сваливать. Но это не будет так просто. Гарри как в воду глядел – без предложения здесь не обойтись. Он помнил о сошедших с ума дельтапланеристах. Сделка или что – но они не справились, это ясно. Так что всё может закончиться весьма печально, хотя для кого-то и нет вовсе. Уэйд больше никого не убьет.

Еле удерживая свой неподъемный вес на ногах, он поплелся к распахнутой настежь двери, ведущей в темный коридор, из которого он совсем недавно вынырнул. Коридор с сюрпризом… с обманом. Игра с размером, с высотой. Такое бывает во сне. Уэйд утер рукавом глаза и скрылся в проеме.

* * *

Как только это произошло, с трупами – будем называть вещи своими именами – начали происходить стремительные изменения. Останки Томаса Стиловича стали растворяться на камнях, пока не осталось ни единого следочка, чтобы напомнить об их владельце. А Гарри и вовсе открыл глаза – внезапно, как в фильме ужасов… в фильме про вампиров – и сел. Одновременно с его движениями менялся и внешний облик. Волосы темнели и удлинялись, тело становилось изящнее, вытягивалось. Менялась одежда. Когда он достиг проема и также исчез в нем, от Гарри не осталось абсолютно ничего. Это был другой человек – тот парень, что приходил к Уэйду в участке, и тот, что сел в машину. Владелец этого дома и возможно всего этого мира цвета гренадина с апельсиновым соком.

Парень, который говорил голосом Гарри уже достаточно давно. С момента перехода сюда. А настоящий так и остался на ферме Кобенов в непонятках, куда это исчез Уэйд…. Хотя по хорошему, и положа руку на сердце, исчез и, слава Богу. Нет человека – нет проблемы. И пусть его короткое присутствие останется самой большой трагедией их гребанного города. Главное, всё закончилось. Хотя закончилось ли?.. – пребывание на этой ферме потревожило старые раны. Было или не было?

Может, и нет… – думал Гарри. – Может, и нет.

* * *

Менее чем через минуту Уэйд добрался до оранжереи с разбитым окном. Пара пролетов, а высота головокружительная. Как и в большинстве предыдущих комнат, здесь была дверь, ведущая в коридор, и Уэйд в один прыжок добрался до нее, но в коридор не попал. За ней открылся закрытый проход, сообщающийся с другой стороной апартаментов. Странно здесь все спроектировано. Как будто это сотворил какой-то очень странный, находящийся на грани какого-то гениального сумасшествия любитель отелей. Все внутри Уэйда говорило против этого. Он ведь архитектор, и конечно сделал бы всё иначе. Во-первых, он бы вообще убрал общий коридор, с дверями по обе стороны, и расширил бы за счет него пространство. Ну и конечно, местоположение и назначение самих комнат… он бы подошел к этому иначе – с умом.

Открывшееся за дверью помещение было огромным и разделенным на участки. Здесь дух отеля вообще не чувствовался, пусть даже и шикарного. Начиналось всё с просторной, очень уютной и такой домашней гостиной, хотя и с элементами в стиле хай тек, к которому благородное семейство Стивенсов всегда относилось крайне презрительно. На фоне гигантского во всю стену окна и красно-оранжевого неба за ним, растянулся поэтично простой коричневый стеганный кожаный диван – такой низкий и длинный в георгианском стиле. По обе стороны от него высились узкие, но наверняка мощные колонки. Еще две стояли у стены напротив, а между ними огромный белый натяжной экран. Над диваном висел какой-то навороченный проектор – Уэйд даже таких и не видел – похожий на трансформер со слотом для дисков и кучей USB портов. К нему подсоединялось несколько кабелей, которые отходили прямо в потолок. Перед диваном стоял многоярусный стеклянный стол, похожий на космический объект. В нем даже предусматривались подставки для ног, которые выезжали словно крылья насекомого. Уэйд не сомневался, что в нем сокрыто еще множество круглых стеклянных пластин для самого разного назначения. Возможно даже, что в полностью раскрытом состоянии он способен занять невообразимо много места. Уэйд сделал несколько шагов вглубь, чтобы обозревать всё помещение.

Дальше следовал участок с мягкой кожаной мебелью белого цвета и настолько раздутой, что казалось, она сейчас взорвется, и из нее вырвется струей крем, взбитые сливки и сахарная вата. А напротив стоял грандиозный камин с горгульями и эльфами, а решетка походила на обнаженные клычищи. По обе стороны от напыщенного дивана стояло по роскошной резной тумбе белого цвета, на каждой из которых возвышалось по настольной будуарной лампе в полоску цвета индиго, и по книжке рядом с ними. Одна из них была История Лиззи Стивена Кинга – видимо кто-то здесь был ярым его поклонником; а вторая – какой-то черный фолиант подписанный языком, в существовании которого Уэйд сильно сомневался. Хотя кто знает? Может быть какой-нибудь древний забытый язык. А напротив дивана стояли два белых пузатых кожаных пуфа для ног, словно бы здесь жили близнецы.

Заключительным участком этой залы была столовая, состоящая из живописного столика с элементами из ротанга у объятого красно-оранжевым светом окна, и, как несложно догадаться, двумя стульями рядом. Дубовый пол, уложенный насыщенными сероватыми блестящими от лака досками, играл множеством цветов и излучал роскошь. Чудесный антикварный буфет, который, несомненно, заставил бы Крис визжать от восторга, расположился у противоположенной стены, подпирая такой же антикварный и бесподобный сервант. За его стеклами блестела королевская белоснежная посуда с инкрустацией, по виду которой было невозможно предположить, что ей кто-то когда-либо пользовался. Рядом с сервантом стояла красивая тумба с гордо возвышающейся кофемашиной, которая прямо кричала об обратном. Не то, чтобы она была грязной… просто не девственной, что ли. Здесь пятнышко, там капелька. Вот и две грязные чашки в своем немом доказательстве расположились в старинной раковине с бронзовыми фигурными ручками. Под ней – и Уэйд не сомневался в этом – пряталась за дверями посудомоечная машина с прочими фарфоровыми близнецами: блюдцами, розеточками, чайными ложечками. Это был дом для двоих. Абсолютно.

И еще здесь висели картины, но не такие злые, как у лифтов. По одной в каждой зоне. Очень красивые. Все три изображали фоном красно-оранжевое небо. Во всех трех общая деталь – рисованные стальные канаты и совершенно немыслимые детали, обрамляющие изображение. На всех трех были двое – мужчина и женщина. Всегда со спины. То они наблюдают с пристани за парящим в небе маяком и кораблями, плавно опускающимися в океан словно стая диких гусей. То они идут по дороге без начала и края в окружении мыльных пузырей и летучих рыб всевозможных видов от химер до рыбы-шар, и еще красных бабочек. Картина в зоне с экраном изображала их летящими на ярко красном дельтаплане между исполинскими деревьями с чудо-цитрусами, а гигантские шмели прилипли языками к ветвям, чтобы остановиться и напиться нектара. Мужчину Уэйд узнал, пусть даже и со спины – изящный, высокий с аккуратно подстриженными у линии плеч черными волосами. То в черном костюме, то в плаще, то в серой футболке и джинсах как самый заурядный парень.

Она… она стройная и изящная, и везде разная… С длинными выгоревшими на солнце пшеничными волосами на первой картине, с рыжеватыми до лопаток на другой и с темными по плечи на третьей. Но это была одна и та же женщина. Хрупкая и свободная. И смотрелась она потрясающе – и в узких джинсах, и в голубо-зеленом платье, и в светло-коричневом кожаном плаще. Крис бы понравился ее стиль, кем бы ни являлась эта женщина. Но она определенно была той, с кем знакомый Уэйду парень делил коричневый кожаный диван перед экраном, и читал книги, удобно устроившись перед прекрасным камином, каждый под своей лампой и со свой книжкой. И именно для нее стоял второй стул за столом, где они пили кофе, глядя в глаза друг другу или на потрясающий пейзаж за окном и держались за руки.

Нет, это не дом, это мир для двоих – для него и для нее. Специально созданный и обустроенный. Уэйд внезапно вспомнил, как парень сказал при их первой встрече, что ему тоже есть, кого любить. Теперь он видел, о ком речь. Со спины, правда, но, тем не менее, Уэйд понял, что этот кто-то действительно существует.

– Нравится? – спросил голос за спиной.

Уэйд вздрогнул и резко обернулся. Он выглядел совершенно безумным – красные зареванные глаза в скорлупе опухших век, впалые щеки, взъерошенные волосы, подрагивающие мышцы, лунатичный взгляд. Точно также, как и на похоронах Кристин, только без слез. Парень же, стоящий напротив, внушал самые противоположенные чувства. Он был спокоен и приветлив. Он излучал радушие, словно чуткий хозяин, принимающий дорогого гостя. Хотя всё в общем-то так и есть. Уэйд медленно моргнул, и еще пара капель скатились по щекам.

– Гарри умер.

– Я знаю. – кивнул парень с готовностью. – Знаю….

Уэйд опустил голову и покачал ей, словно объясняя что-то кому-то не очень умному.

– Гарри умер. – повторил он с нажимом.

– Да. – снова кивнул парень. – Но это только здесь. Там откуда ты, твой друг все еще жив и здоров.

Уэйд резко поднял глаза и встретился с его взглядом. Окунулся в эти небывалые глаза по-настоящему, без страха рассмотрел их цвет… цвет грозового неба и темного океана. Позволил себе отпустить то, что удерживало его на плаву и в безопасности и отдался свободе. Сколько ему было? Ну может едва за 30… без глаз. А с ними? Хм, с ними, пожалуй, счет будет производиться не в годах, а скорей в веках. В его глазах пряталось что-то чужеродное и первобытное, древнейшее. Как будто их приставили, отобрав у какого-нибудь старого колдуна… а то и вовсе бессмертного. Сложно найти другое определение, потому что сознание всё равно будет опираться на нечто боле-менее реальное, близкое к описанию и звучащее не так безумно, как могло бы нарисовать воображение. И еще этот человек явно обладал гипнозом… это точно. Он цеплял своим взглядом как на крюк, с которого было невозможно соскочить. И Уэйд вдруг успокоился. На самом деле успокоился. Увяз в его глазах по самое не балуйся, и чувства ушли на второй план, открыв дорогу сознанию.