Обманувший дьявола

– Да, да, я понимаю, – согласился Андрей, уцепившись за фразу «ваша информация верна». – Но дело в том, что у меня имеется столь же верная информация о том, что каким-то непостижимым способом Пров все еще жив. Может быть…

– Вы не в себе, – раздраженно пискнула трубка.

– Помогите мне, – простонал Андрей, – телефон, запишите, пожалуйста, мой телефон, – он продиктовал номер и продолжил свои увещевания: – Может быть, вы еще что-нибудь вспомните о Прове? Что-нибудь необычное. Да все равно что. Тут любая мелочь может оказаться важной. Я был бы очень благодарен. Вы даже не представляете себе, как мне может помочь любая, самая ничтожная информация. Я…

Он поперхнулся тем комом, что поднимался все выше и выше в его горле, наглухо запирая его. Прикрыв трубку рукой, он зашелся удушливым кашлем. Тем временем в телефоне послышались короткие гудки.

– Я прошу… – по инерции начал Андрей, немного отдышавшись, но сообразил, что на другом конце провода его уже никто не слушает.

Что ж, он сделал все, что мог. Он попытался. Поморцев был его последней надеждой найти что-то, что помогло бы ему справиться с Провом. Теперь он остался с отцом Ани один на один. А если снова перезвонить Поморцеву?

Андрей набрал уже заученный наизусть номер и стал ждать – долго, бесконечно. Но ему больше никто не ответил. Возможно, старик просто отключил аппарат, выдернул его из розетки. Пьет, наверное, сейчас снотворное. Или успокоительное. И клянет его, Андрея, на чем свет стоит. Поморцева можно понять. Кто ж поверит тому, что пытался объяснить ему Андрей? Да еще так сбивчиво, косноязычно. Впрочем, как еще можно говорить о подобных вещах? Тут к Андрею вновь подступила его треклятая тошнота и, зажимая ладонями рот, он бросился в ванную.

32.

Андрей опустился перед унитазом на колени, как будто это был языческий алтарь. Его рвало долго и мучительно. Он ничего не ел с обеда. Прошло уже часов двенадцать. Поэтому рвоты почти не было. Но организм словно выворачивало наизнанку. И он бесконечно сплевывал в нутро сантехнического прибора желтоватую слизь. Потом повалился животом на пол и прижался головой к полу. Холод кафельной плитки приятно холодил лоб. И он забылся в полудреме.

Сколько он так пролежал? Час? Больше? Он опять потерял счет времени. Ему очень хотелось, чтобы скорее наступило утро. И тут раздался звонок – пронзительный и настойчивый в ночной тишине. Телефон лежал у Андрея в кармане брюк. Он сунул его туда после разговора с Поморцевым. Поморцев? Может быть, это он звонит? Что-то нашел, сменил гнев на милость? Перевернувшись на бок, Андрей нащупал в кармане аппарат, достал его и нажал кнопку. В трубке послышались какие-то хрипы.

– Алло, – пробормотал Андрей, – алло! Кто это?

– Пров! Пров! – заревела трубка. – Только это и говорила! Погубил дочку!

– Что? Какую дочку? – прохрипел Андрей, чувствуя, как в глазах у него темнеет.

– Какую дочку? – ревела трубка. – Одна она у меня была. Анютку мою. Приехала днем сама не своя. Пров, говорила, Пров. Глянула на меня – и в свою комнату. И я, дурак, не пошел за ней. Думал – устала с дороги. К обеду стали звать, а она в петле.

– Аня? – прохрипел Андрей, который уже узнал голос треклятого Семена.

– Я тебя из-под земли достану! – ревел Семен.

– Да как же так? – снова захрипел Андрей, голос которого отказывался ему подчиняться.

– Из-под земли! – продолжал реветь голос в трубке.

– Да я не о земле, я об Ане, – почти прошептал Андрей.

– Проклятье на всем роде, – сорвалась на вой трубка. – Как Евдокия тогда, говорят, утопилась, так и нет бабам счастья. Гибнут Велюгины. Знал я, когда женился. Знал. Жену всю жизнь берегу, как зеницу ока. А дочку вот и проглядел!