Поужинав, я умылся и завалился спать. Разбудил меня оглушительный стук в дверь. Я распахнул глаза, сладко потянулся и пробубнил:
— Кто там?
Вставать вот вообще не хотелось.
— Мы! — раздался громкий крик с той стороны двери.
— Маша? — уточнил я.
— И Егор, — добавила она. — Собирайся скорее, нам столько нужно обсудить!
— Подождите меня в столовой.
— Зачем?
— Хочешь посмотреть, как я принимаю душ? — в моём голосе звенела насмешка.
— Нет! — моментально выпалил Егор, и за дверью началась шумная возня. Маша возмущалась, но, видимо, безрезультатно, потому что через пару секунд копошение отдалилось и до меня донёсся затихающий голос Егора: — Встретимся внизу!
Завершив утренний туалет, я спустился на первый этаж и зашёл в столовую. Несколько студентов поднялись, когда я приблизился к шведскому столу, и остановились неподалёку, притворяясь, что ведут светскую беседу. Но я-то видел, что они не спускали глаз с моего подноса. Вроде бы не пытаются устроить подлянку, так что… Пусть смотрят и завидуют моему хорошему аппетиту! Не жалко. Так, что тут у нас? Овсянка на молоке с малиной и клубникой? Сырники с клюквенным соусом? Яичница-глазунья с жареными сосисками? Я накладывал всё на тарелки двойными порциями.
— Ха! Ты проиграл! — воскликнул один из наблюдателей. — Гони пятьдесят рублей! Он набрал шесть тарелок!
— Да чтоб тебя! — выругался второй. — Баб Женя говорила, что он всегда накладывал не меньше семи!
— Развела тебя твоя баб Женя, ничего не видела, а деньги состригла, — ухмыльнулся третий. — Ломоносов, походу, идёт на понижение, желудок уже не выдерживает.
Забавно. Всего за три дня мой аппетит стал в Академии притчей во языцех?
— Только на повышение! — зычно сказал я. — Просто очередь до десертов не дошла. Как раз приплюсуйте две тарелки.
— Ага! Права была баб Женя!
— Ой, да он подмухлевал. Услышал, что мы спорили, вот и решил подгадить.
— Не знаю, не знаю… Кому, может быть, и подгадил, а кому-то организовал пятьдесят рублей.
— Да на, подавись!