Зал судилища занимал площадь в сотню квадратных футов. Диван эмактильского царя был расположен на длинной платформе в пять футов высотой, похожей на сцену. Спереди с нее спускались широкие низкие ступени, оканчивающиеся примерно в пяти футах от царского дивана.
Двенадцать лучников в серебристо-алых плащах выстроились на нижней ступени – луки и стрелы в руках, плечом к плечу, готовые в мгновение ока натянуть тетивы и выстрелить. Еще двадцать четыре лучника стояли у их ног на одном колене. Тридцать шесть стрел были направлены на Кентона, черного жреца и капитана.
С каждой стороны ступеней вдоль сцены были другие лучники, облаченные в серебристо-алые одежды, готовые стрелять. Царь видел лишь их затылки, протянувшиеся вдоль края сцены, будто софиты.
И вдоль остальных трех стен тянулась эта цепочка серебристо-алых лучников, стоявших плечом к плечу, глядящих на царя Эмактилы. Они походили на механизмы, ожидавшие, когда их приведет в действие скрытая пружина.
Окон в комнате не было. Стены покрывали бледно-голубые гобелены. Освещали ее сотни ламп, источавших ровное желтое пламя.
По левую руку короля на расстоянии, в два раза превышающем рост высокого человека, возвышалась закутанная в вуали фигура, столь же неподвижная, как и лучники. Но даже сквозь плотную ткань можно было ощутить ее красоту.
На таком же расстоянии другая фигура в вуалях виднелась по правую руку от короля. И вуали не могли скрыть ощущение, что таящееся ими ужасно.
Одна фигура заставляла сердце биться сильнее.
Другая заставляла его замереть.
На полу у ног царя сидел огромный китаец с алым изогнутым мечом.
По краям дивана расположились девушки – красивые, юные, обнаженные по пояс. Шесть с одной стороны, шесть с другой. В руках они сжимали кувшины с вином. У их ног были чаши с вином – красным, фиолетовым и желтым, погруженные в бо́льшие чаши, наполненные снегом.
По правую руку Владыки Двух Смертей стояла на коленях девушка, держащая золотой кубок на вытянутых ладонях. По левую руку другая протягивала ему золотой графин. И царь брал попеременно то графин левой рукой, то кубок – правой и пил из них, а затем возвращал на место, где их немедленно наполняли заново.
Многие коридоры пришлось миновать, пока капитан и черный жрец доставили Кентона в это место. И теперь царь сделал большой глоток, поставил кубок и хлопнул в ладоши.
– Царь Эмактилы судит! – звучно провозгласил китаец.
– Он судит! – прошептали лучники у стен.
Кентон, черный жрец и капитан ступили вперед, едва не коснувшись грудью наконечников стрел. Царь наклонился, осмотрев Кентона. Его веселые глазки часто-часто моргали.
– Что это значит, Кланет? – воскликнул он тонким голосом. – Или Дома́ Бела и Нергала объявили друг другу войну?
– Они не воюют, господин, – ответил Кланет. – Это тот самый раб, за которого я объявил большую награду, и ее я теперь отзываю, ибо я взял…
– Ибо я взял его, о Великий, – вмешался капитан, встав на колени. – И я заслужил награду Кланета, о Справедливый!
– Ты лжешь, Кланет! – усмехнулся царь. – Если вы не воюете, зачем же ты связал…