Память Вавилона

– Курсант Евлалия остается. Она имеет право присутствовать на присуждении степеней вместе со всеми остальными курсантами и будет участвовать в конкурсе наравне с другими. Однако, – продолжила леди Елена, когда Офелия уже собралась благодарить ее, – гордыня и отсутствие здравомыслия, проявленные ею в этом деле, не согласуются с тем, чего я жду от своих предвестников. Поэтому курсант Евлалия наказана и до дня церемонии проведет время в изолярии. Я лишаю ее возможности общаться с кем-либо, а в личном деле приказываю сделать запись о неподобающем поведении. Изолярий – идеальное место для размышлений. Воспользуйтесь пребыванием там, чтобы обдумать ваши поступки, курсант, – завершила леди Елена замогильным голосом.

Офелия уже не слышала ее. Кровь молоточками стучала в висках, а перед глазами стояла торжествующая улыбка Леди Септимы.

Пустота

Офелия никогда не бывала в изолярии, однако много о нем слышала. Это место, считавшееся самым страшным в Школе, предназначалось для укрощения строптивцев. Говорили, что час в нем тянется как день, а длительное пребывание сводит с ума. Офелия сомневалась в его существовании, но теперь сомнения исчезли. Элизабет вела ее в самую глубь сада, туда, где все сплошь заросло лианами. Они подошли к статуе женщины с головой слона, сидевшей в позе лотоса. Громадные размеры статуи позволяли деревьям прорастать в потрескавшемся камне, оплетая его кручеными корнями. Взойдя по ступенькам на пьедестал, Элизабет носком сапога расчистила колючки. Стала видна круглая крышка люка.

– Открывай, курсант Евлалия. Такова традиция.

Офелия легко повернула скобу. Вероятно, ее сделали из какого-то неокисляемого алхимического сплава, потому что, несмотря на явную древность, она не оказала никакого сопротивления. Зато поднимать крышку пришлось с огромным трудом: та была чуть ли не тяжелее самой Офелии! При виде мрачного колодца, уходившего на много метров в глубину каменного пьедестала, очки девушки побледнели.

– Мне и вправду нужно туда спуститься?

Офелия не столько спрашивала, сколько убеждала саму себя. Она знала, что у нее нет выбора. Оспорить приговор Духа Семьи означало оказаться вне закона.

Элизабет принесла с собой корзиночку с сухофруктами. Подержав ее несколько мгновений над открытым люком, она разжала пальцы. Ивовая корзинка так громко ударилась о дно, что звук эхом вылетел из колодца.

– Внизу ты найдешь достаточно воды и света. По крайней мере, так говорят. Лично мне не довелось там побывать. В конце недели я приду, чтобы отвести тебя на церемонию. Постарайся экономно расходовать еду, больше никто тебе ничего не принесет.

Офелия подумала, что сейчас Элизабет добавит свое неизменное «Ладно, я пошутила», но та и не думала шутить. Мысль о том, что придется несколько дней провести в одиночестве на дне колодца, вызвала у девушки приступ клаустрофобии.

– Не могли бы вы… не могли бы вы рассказать о моем положении Лорду Генри?

– Не волнуйся за него, курсантка. Он найдет тебе замену, как нашел замену Медиане.

Офелия постаралась не показать, как ей горько слышать такие слова.

– По-вашему, у меня есть шанс все же получить степень виртуоза?

– Не думаю.

Офелия так и не сумела привыкнуть к извечному нейтралитету Элизабет, но сегодня ей особенно хотелось, чтобы та ему изменила. Когда девушка спускалась по ступенькам в колодец, Элизабет, заправив за уши волосы, наклонилась над люком и громко произнесла:

– Но я верю в леди Елену. И тебе тоже советую.

Веснушки и голос Элизабет стали последним, что увидела и услышала Офелия; миг спустя люк с грохотом закрылся. Щебет птиц, крики обезьян и стрекот насекомых уступили место гробовой тишине. Сердце Офелии глухо забилось: страх неумолимо овладевал всем ее существом.

Девушка не хотела оставаться здесь одна.