На могиле эпитафия:
Я УМЕР
НО БЕССМЕРТНА МАГИЯ»
Надпись на надгробии одного из князей Соловьевых
Полиция позвонила Симону где-то через двадцать минут после того, как Царь покинул книжный магазинчик, вышибив дверь.
Мы к этому времени уже, разумеется, были далеко от лавки Симона. Мы расположились в пивной «Бавария», в паре километров от разгромленного магазинчика.
Эта пивную порекомендовал нам Симон, отлично знавший Немецкий квартал, а привлекла она нас, естественно, не тридцатью сортами пива, а отдельным балконом.
Балкон мы арендовали на час. Он находился на втором этаже «Баварии» и был укрыт от дождя и солнца огромным зонтом расцветки немецкого триколора. Так что ни с земли, ни из основного зала пивной нас тут не могли ни услышать, ни увидеть.
Но самым главным было то, что Симон лечил дочку владельца «Баварии» от какой-то редкой магической одержимости, так что мы могли быть уверены, что хозяин пивной нас не сдаст.
— Да все в порядке, — сообщил Симон, закончив телефонную беседу с полицейским, — Городовой меня знает. Я просто сказал ему, что на мою лавку напал сумасшедший. Он якобы вышиб двери и спер мой ритуальный кинжал. И теперь голый бегает по кварталу и режет кинжалом случайных немцев.
Еще я попросил выставить у входа в лавку казака, пока я не вернусь и не починю дверь. Ну, чтобы меня второй раз не обокрали. Это, конечно, влетит мне в копеечку, за казака придется заплатить. Но Охранки не будет, в этом смысле можете быть спокойны. Но вы должны мне денег, дамы и господа, много денег.
Закончив доклад, Симон уставился на меня своими черными глазами, в которых было что-то неотмирное. Этот алхимик меня вообще пугал. Было в нем нечто нечеловеческое.
Я кивнул и отхлебнул отличнейшего пшеничного пива, и только потом ответил:
— Это само собой. Я погашу все ваши расходы, Симон. Сколько я вам должен?
— Дверь, украденный Царем кинжал, разбитая его Величеством колба, простреленный вашей подружкой пол, да еще и изгнание тонкоматериальной сущности, — подсчитал алхимик, — Итого девяносто восемь тысяч рублей. Но еще я должен буду теперь заплатить казаку, который сторожит лавку, пока мы тут сидим. Плюс еще мне за беспокойство и лишние хлопоты. Так что округляем до ста тысяч.
— Я дам вам двести, — пообещал я алхимику, — Если вы только согласитесь на меня работать…
— Да хватит болтать о своем бабле, — неожиданно резко потребовал Шаманов, — Разве вы не видите — ей плохо, она умирает! Ей нужен целитель, а мы тут сидим и дуем пиво.
Я с удивлением взглянул на эскимоса.
Шаманов и сам выглядел не очень. Заляпаный кровью мундир ему пришлось оставить в лавке алхимика, так что он был в одной серой сорочке.
Нанесенная вампиршей рана на горле Акалу, видимо, была магической, поэтому до сих пор так до конца и не регенерировала. Даже сейчас можно было рассмотреть на шее у эскимоса алые отпечатки зубов Кровопийциной. А еще Шаманов до сих пор был бледен, как смерть.