Во все Имперские. Том 4. Петербург

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так вас и правда полонием, Ваше Благородие… — пришел в ужас генерал, явно желая оказаться от меня подальше, желательно в другой стране.

— А где другая бумажка? — спросил я у официантки, проигнорировав нытье генерала, — Та, которая тысячерублевая?

Девушка с готовностью сунула руку под тельняшку, пошарилась там и извлекла из лифчика купюру:

— Берите, барин! Берите… Только жизнь не берите.

Просьба была своевременной. Автоматчики уже взяли официантку на мушку.

— Вы только прикажите, мы её мигом пристрелим. Как псину, — пообещал мне генерал, который уже тем временем отошел от радиоактивного меня шагов на десять.

Я не спеша сунул тысячу рублей в бумажник, потом достал оттуда же рубль.

Этот рубль я бросил официантке:

— Вот это за креветки, которые я ел. За портер платить не буду, по понятным причинам. Этот ваш портер мне не по вкусу, до сих пор живот болит. А теперь пошла вон отсюда. Отпустите её.

Официантка торопливо сбежала, даже не подобрав рубль за креветки.

Один из агентов Охранки тем временем поднес мне кота. Ну и рожа. В смысле у кота. У агента Охранки рожа была самая стандартная. А вот кот был жутким, было в его мордахе что-то как будто человеческое.

Я взял белого кота на руки, тот не сопротивлялся, даже начал ластиться.

— Ну, здравствуй, спаситель, — сказал я коту.

Тот мяукнул.

***

Мы прошли чуть дальше по набережной, потом остановились возле арки, ведущей во двор какого-то старинного дома, прямо за Зимним дворцом.

Шаманов был в новых сапогах, я же вообще теперь был в форме сержанта Охранного Отделения, которую отобрал у автоматчика. Форма пришлась по размеру, карманов, чтобы распихать все мои вещи, в ней тоже хватило.

В руках я нес белого кота.

— Ладно, постой на стреме, — приказал я Шаманову.

— Что? Опять? — взъелся Акалу, — И это сейчас, когда ты умираешь!