Во все Имперские. Том 12. Финал

22
18
20
22
24
26
28
30

А вот магов в нашем селе было лишь семнадцать человек.

Я, трое староверов, которые успели эвакуироваться из Гренландии и теперь жили здесь, да еще волшебные холопы Царя.

Этих я нашел с помощью Чуйкина и эвакуировал к себе на Кавказ. Я понятия не имел, что Царь сотворил с холопами, но факт оставался фактом — они сохранили свой дар, Либератор был над ними не властен. Судя по всему, их магия вообще имела иномирную природу и не была привязана ни к Луне, ни к Солнцу.

И они были сильны, их ранги колебались от десятого до двадцатого.

Впрочем, как их качать — было непонятно...

Еще была жена Дрочилы Роза — магичка, изготовленная в концлагере Павла Вечного. Эта магию тоже сохранила.

А вот все остальные волшебные холопы, которых одарили магией Павел Вечный или Царь, просто пропали. То ли затерялись на просторах нового жуткого мира, который построил Либератор, то ли были перебиты радикалами. Вроде один из таких холопов даже сам стал радикальным масоном и присоединился к слугам Либератора...

Кроме семнадцати одаренных, у меня в селе были, конечно, и дети магов, не затронутых блоками Либератора — таких детей было человек пятнадцать. Предполагалось, что когда они подрастут и у них раскроются чакры — они тоже станут полноценным волшебными боевыми единицами.

Но пока что магов у меня было откровенно маловато, чтобы дергаться.

Всего в моем селе жило чуть больше тысячи человек со всех концов мира. Тут были и знатные женщины, спасенные мною из «Крестов», и даже эскимосы, сбежавшие вместе с Шамановым из Гренландии. В этом буковом лесу говорили на десятке языков и молились десятку разных богов...

Проехав через Юлашки-Кил, я углубился в лес. Здесь среди буков располагалась самшитовая роща. Место было красивым, но мрачным.

В роще журчал ручей, а в десятке метров от него на холме стояли два каменных креста. Кресты были свежими, их поставили всего месяц назад.

И возле них маячила низкая фигура — как и всегда...

Когда я проезжал мимо, Шаманов поглядел на меня.

Я махнул ему рукой, но Акалу не ответил на приветствие, просто отвернулся.

Возле крестов лежали свежие цветы — Шаманов носил их сюда каждый день, он ходил сюда, как на работу.

Я не стал подъезжать ближе, чтобы поздороваться. В этом не было смысла, Шаманов со мной не разговаривал.

Мой друг вообще выпал из реальности, и ничто теперь не могло вернуть его обратно. Он как будто постарел за последний месяц, сразу лет на десять.

На каменных надгробиях были по моему приказу выбиты надписи.

«Любовь Кровопийцина»