Во все Имперские. Том 12. Финал

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прости. Нет времени, — перебил я, — Если я умру — помни, что я тебя любил. И все, что я делал — я всегда делал ради клана. И никак иначе.

Я поцеловал сестру в щеку, Таня вцепилась в меня, явно не желая отпускать.

— Алёне нельзя доверять!

— Знаю. Но моему сыну Рюрику можно.

Я нежно отстранил сестру, а потом кастанул полётовское заклятие.

Мне было все равно лететь или телепортироваться, для меня больше не существовало самого понятия скорости, все ограничения пространства и времени пали, я перемещался мгновенно...

Я взмыл ввысь, как ракета, прямо в северные небеса, обиталище ледяных ветров.

Катер, где остались Таня и Чуйкин, превратился в далекую точку внизу, а потом и совсем пропал из вида. Мои корабли и флот Либератора сверху казались игрушечными...

И я полетел, купаясь в потоках ветра и облаках, окрашенных лучами рассвета.

Я прорвался сквозь мой собственный защитный купол, и тот окатил меня сполохом фиолетовых искр.

В меня, конечно, никто не стрелял. Я был столь быстр, что в мире просто не существовало радара, способного меня зафиксировать.

Меньше чем через секунду я уже был в небесах Европы — древней вотчины Рюрика...

Конунг уже покорил её тысячу лет назад. Что мешает ему повторить всё сейчас?

Мой сын Рюрик не зря вернулся в мир. Он возвратился, чтобы править — тут не могло быть двух мнений. И не для того ли сейчас пришел Либератор, чтобы остановить своего брата Рюрика?

Ибо когда возвращается герой — возвращается и препятствие для него... Иначе и быть не могло.

И все думали и болтали только о Либераторе, все просто забыли про Рюрика. А дело не в Либераторе, дело в моем сыне. В том камне, который Соловьев откопал в Ладоге, в том послании, которое было на камне.

Рюрик отправил это руническое письмо себе самому. У меня сейчас не было с собой камня, он остался в моем самолете в Новгородской губернии. Но я помнил руны наизусть. Они гласили:

«Заклинаю себя самого: когда минут тысячелетия, и Солнцу будет грозит опасность — забудь о нём. Вспомни о сыне. Вот путь к спасению и власти».

Когда Соловьев впервые зачитал мне текст на камне — я не понял ничего.

Теперь же мне открылось наконец ВСЁ.