Не оглядываясь

– Погодите, – говорит она на всякий случай, – клещи же… возьмите клещи!

Но зачем Ладиславу клещи, с такими-то руками…

Стремянка трещит под его могучим телом, какой он и правда сильный, этот Ладислав. Есть в нем все же какое-то звериное обаяние.

И Ивана, чтобы не видеть большого страшного Ладислава, зажмуривает глаза и изо всех сил толкает стремянку вбок и к окну. Стремянка скользит по вощеному паркету, она открывает глаза и видит, как Ладислав нелепо взмахивает руками…

– Сука, – кричит он. Руки его, огромные руки, все-таки уцепились за резной венец, украшающий верх огромного, точно собор, старинного платяного шкафа. Она опять хочет в ужасе зажмуриться, но тут шкаф, словно сам собой, начинает крениться и всей своей тяжестью обрушивается на Ладислава, сначала падает стремянка, потом Ладислав, потом шкаф, и все это грохочет и стучит, и так и не успевшая зажмуриться Ивана в ужасе отпрыгивает и видит огромные дергающиеся ступни, торчащие из-под солидного дубового массива, и они, эти ступни, дергаются еще какое-то время, а потом перестают.

Такой тяжелый шкаф. И очень, очень устойчивый.

– Это мой дом, – говорит Ивана неподвижному Ладиславу, – моя семья живет тут уже несколько поколений. И все они, слышите, все встанут на мою защиту. Никто не смеет сделать мне ничего плохого в моем доме.

Она медленно бредет в гостиную и устало плюхается на стул.

Ладислав в процессе своих поисков не пощадил пианино, и оно стоит растерзанное, с поднятой крышкой, но папины очки аккуратно лежат на желтых костяных клавишах.

– Папа, – говорит Ивана задумчиво, – ты, пожалуй, перестарался. Я надеялась его просто вырубить на время.

* * *

– Познакомьтесь, – вид у Ореста уже не сердитый, а, наоборот, даже заискивающий, но галстук у него еще больше съехал набок. Он, бедняга, и не выспался как следует, думает Ивана, вон, глаза красные, – это Герберт Гительмахер, международный эксперт по преступлениям, связанным с предметами искусства.

– Очень приятно, – говорит Ивана, – вы агент Интерпола, да?

– Ну что вы, – говорит Гительмахер, – просто консультант.

У Гительмахера крупный горбатый нос, пенсне и остатки волос за ушами. Он похож на часовщика, а вовсе не на международного эксперта, впрочем, думает Ивана, любая тонкая работа облагораживает человека.

– Госпожа Ивана фактически раскрыла это дело, – Орест лояльно кланяется в сторону Иваны. – Вы были правы, когда обратили наше внимание на исчезновение вашей жилички. Эти два преступления связаны между собой. Господин Гительмахер вам все расскажет, да вы уж, наверное, и так знаете..

– Известная аферистка, специализировалась на краже предметов искусства, – поясняет Гительмахер специально для Иваны, поскольку Орест все уже знает и так. – Работала только в одиночку. Приехала сюда после некоего особо дерзкого преступления, о котором я сейчас говорить не уполномочен. Просто отсидеться. Туристский город, тысячи приезжих, легко затеряться. Но как бы это сказать, инстинкты взяли верх… Такой лакомый кусочек. Вермеер, и охраны практически никакой. Ну, конечно, известная подготовка требовалась. Она ежедневно посещает музей – чтобы изучить обстановку, а заодно и пишет копию Вермеера, которую надеется впоследствии пустить в дело, устраивается в цветочный магазин рядом с музеем, делает копию ключей от парадного и черного хода, так что может входить и выходить в любое время, осматривается и связывается с покупателем. Тоже жулик, но другого масштаба. Он в основном по сбыту краденых предметов искусства. Итак, она дожидается праздника с фейерверками, проникает в цветочный магазин, через черный ход выходит во двор, поднимается по водосточной трубе на крышу, переходит на крышу музея, опять же по водосточной трубе спускается к окну музейного зала, аккуратно высаживает стекло, отключает сигнализацию, вырезает картину из рамы – экое варварство, по меньшей мере три сантиметра холста убито, – и возвращается тем же путем, через цветочный магазин. Прячет настоящего Вермеера, подменяет его фальшивым и ждет сообщника. Он, естественно, в момент преступления тут не крутится – слишком велик риск, что заметят. Она не знала, что он тоже решил играть свою собственную игру. Только я кое-чего не понимаю. И господин Орест не может мне этого объяснить. Ну ладно, у вас она поселилась, чтобы не привлекать к себе внимания. Ведь, согласитесь, странно, что дама, снимающая номер в дорогом отеле, идет работать в цветочный магазин. Но при чем тут шуба?

– И цветы, – подсказывает Орест.

– С шубой понятно, – говорит Ивана, – ей надо было, чтобы в цветочном магазине ее запомнили яркой нарядной женщиной. А не той белой мышью, которая ходила в музей делать копию с Вермеера. Она ведь все время крутилась в одном и том же квартале, понимаете? Ей надо было выбрать место работы рядом с музеем, но при этом так, чтобы ее никто не узнал. В черном пальто хорошо идти на дело, а на работу надо ходить так, чтобы бросаться в глаза… То есть в шубе и сильно накрашенной… Все просто на самом деле.

– А цветы?

– Я думаю, – говорит Ивана, – что она назначила Ладиславу свидание в подсобке цветочного магазина. В ночь на воскресенье, когда там никого не могло быть. Он должен был передать ей деньги, а она ему – фальшивого Вермеера. То есть это она знала, что фальшивого, а он думал, что настоящего. И там же, в подсобке, он ее задушил. Сунул в багажник и сумочку прихватил, чтобы обшарить на досуге, отвез в Старый парк и там выкинул… – она покачала головой, – точно ненужную вещь, точно мусор. Нельзя так с человеком. Даже если этот человек – воровка и авантюристка.