Не оглядываясь

– Дагор, – сказал он наконец, – демон, которого боятся туземцы. Та тварь, которая росла у вас на груди. Кстати, Арчи, вы опять наглухо застегиваете куртку. Почему?

– Отец Игнасио, не думаете же вы…

– Всего лишь придаток. Почка. Ее можно убрать, и она отрастает вновь.

– Я человек, отец Игнасио, – спокойно сказал юноша. – Такой же, как вы.

– Такой же, как я? Нет. Вы и есть дагор, Арчи. То самое чудовище, которое сопровождало нас всю дорогу. Зачем вы пришли в миссию, Арчи? Не будь вас, мы были бы чисты. Лечили бы туземцев, несли им слово Божье. А вы кинули нас в топку адских страстей, вы играли на струнах похоти, алчности, гордыни… Вы к каждому подбирали свой ключ. Вы истребляли нас по одному.

– Томпсона укусила змея, – напомнил Арчи.

– Ну да. Вы властны даже над малыми тварями лесными. И еще – кто на самом деле убил Элейну, Арчи? Мэри? Или все-таки вы?

– Я любил ее, – тихо сказал юноша.

– И Мэри тоже? – горько спросил священник. – Вам стоило лишь поманить ее пальцем, и она пошла с вами. Что такого вы показали Аттертону, что заставило его бросить все, бросить молодую жену, славу, доброе имя, и уйти навсегда. Откуда у вас такая власть? Дьявольская власть.

– Я дал ему счастье, – сказал Арчи мягко, – я открыл перед ним двери.

– Эти двери ведут в преисподнюю, – сказал священник. – Четыре человека, Арчи, четверо – отданных на растерзание демону, умерших без покаяния. А сколько их было до этого? До того, как вы, умирая от истощения, добрались до миссии? Но я положу этому конец, Арчи.

Он осторожно снял голову девушки со своих колен и встал.

– Не хватайтесь за ваш карабин, Арчи. Он разряжен. Я разрядил его еще там, у костра. А это, – добавил он, извлекая из побуревшей потрепанной рясы блестящий предмет, – это пистолет Аттертона.

– Отец Игнасио, – юноша тоже вскочил, его детские губы дрогнули, – убийство – тоже грех.

– Значит, это – тот грех, который вы приготовили именно для меня. Я возьму его на душу.

Выстрел, ударивший в грудь Арчи, сотряс и его тело, Арчи пошатнулся и упал на колени, алое пятно спереди на рубахе стало расплываться, расплываться…

– Вы… не понимаете, отец Игнасио, – выталкивал он толчками вместе с кровью, – вы… это чудо, вели… чественное чудо… обладание… покой… золотистый… по… Я не… одинок… никогда… а она… вечный брак… вечный… и нет вины… понимаете?

– Нет, – сказал отец Игнасио.

Белая, залитая кровью и лучами заходящего солнца фигура сложилась пополам, точно карманный нож, и уткнулась головой в траву.

Отец Игнасио постоял над ним, потом взял за руки и, кряхтя, перетащил туда, где лежала Мэри. Положил их бок о бок, точно двух больших кукол, и выпрямился.