– Выключи, – сказал я.
Рыцари какое-то время сидели, изумленно переглядываясь, потом сэр Саграмор вскочил.
– К-клянусь не знать п-покоя, п-пока не от-тыщу сей д-дивный п-предмет!
– И я!
– И я!
Под сводами металось эхо.
Дурни, хотел сказать я, это же трюк, обман, он сделал это для того, чтобы оставить меня без моих рыцарей, без помощи и поддержки, вы же не ведали обмана до сих пор, потому что я, ваш король, был с вами честен. Насколько это было возможно.
Я смотрел на их лица и молчал.
Молчал и Мордред. Молчал и усмехался. И Ланселот тоже молчал.
Персиваль смотрел на меня умоляюще, губы его что-то беззвучно шептали.
– Ступайте, – сказал я, – это славный подвиг. И да будет с вами святой Георгий!
Топот пронесся по коридорам замка, мои рыцари спешили седлать коней.
Ланселот не тронулся с места.
Я смотрел с балкона, как они выезжают – цветные флажки и доспехи, копья с электроприводом приторочены к седлам. Они даже не озаботились взять контейнеры для образцов.
– Мой государь, – Ланселот бесшумно возник за моей спиной, – я хотел… меня беспокоит одна вещь… эта чаша…
– Грааль, да.
– Как бы там она ни называлась. То, что показалось нам в зале, – это не она. Я видел не ее.
Ветер свистел над равниной, и трава ходила волнами, точно море.
– Понимаешь, государь, это просто очень красивая чаша. А то, то было нечто иное, – он в затруднении пошевелил сильными пальцами. – У меня нет слов, чтобы…
Его загорелое лицо мучительно исказилось. Это ужасно – знать и не мочь рассказать.