– Должен, – согласился Мерлин, – но его нет.
– Но это же… нелепость. Кому бы пришло такое в голову?
– Мордреду. Он твой враг.
– Мерлин, Мордред от этого ничего не выиграет!
– Если он наденет свой гермокостюм и выйдет из замка, то доберется до модуля и выживет. А потом вернется. И заменит патрон. Не дай ему ускользнуть, государь. Тогда он не сможет исполнить задуманное.
Я молчал. Сердце билось, казалось, прямо о ребра, вялое, дряблое сердце сисадмина, перед глазами плыли багровые пятна. Потом сказал:
– Ладно.
Есть вещи, которые никто не способен сделать, кроме меня. Никто никогда не озаботился тем, чтобы блокировать доступ к системам жизнеобеспечения, потому что это, если вдуматься, нонсенс. Но да, есть нечто, что способен сделать только я.
Я повернул кабошон в перстне. Здесь, в подвале, было тихо, но я знал, что там, наверху, с грохотом опускаются решетки и смыкаются металлические створки ворот. Камелот превращается в неприступную крепость.
– Мне очень неприятно, государь, – тихонько сказал за моей спиной Мерлин, – но тебе пришло время явить свою королевскую власть. Ибо решить, как поступать дальше, дано только тебе.
Я вышел из аппаратной, и тьма смыкалась у меня за спиной.
– Отойди, Ланселот, – велел я.
Мерлин покосился на меня своим желтым глазом, но ничего не сказал.
– Мордред, – сказал я, глубоко вдохнув, – твоих рук дело?
– Что? – тут же спросил он.
– Если не заменить патрон, мы погибнем. Оба.
– Да ну?
– Думаешь, ты сможешь выбраться отсюда? Я заблокировал выход. Тебе некуда деваться, Мордред, или как там тебя…
– Мордред, – сказал он.
Я покосился на Ланселота. Он стоял в отдаленье, опершись на меч, неподвижный, точно серебряная статуя.