Ворвалась толпа американцев, и я оставил госпожу Минг в ее ведомстве чистоты.
Следующие пять дней я посвятил поездке в Шэньчжэнь для налаживания контактов. Вернувшись в Юнхаи и торопясь завершить переговоры, я знал, что у меня очень мало времени для того, чтобы вновь выслушивать фантасмагории госпожи Минг.
В понедельник я принес раздобытую в Шэньчжэне коробку французских сластей.
– Возьмите, госпожа Минг, я вернусь только через полгода: вот скромный подарок.
Растроганная, она стала протестовать, отказываться, потом согласилась, схватила пакет, после некоторых сомнений открыла его, снова запротестовала, придя в восторг при виде шоколадных конфет, вернула мне их, сославшись на то, что они слишком роскошные, потом снова приняла и пятнадцать раз поблагодарила меня, настаивая, чтобы я вместе с ней их попробовал.
Мы уселись друг против друга за ее шатким столиком.
– Опишите мне Флёр и Тьери, – потребовала она, с довольным постаныванием проглотив конфету с начинкой пралине.
Догадавшись, что буду лишен рассказа, если не подчинюсь, я поведал ей парочку историй.
Пока я описывал ей свою жизнь с Флёр и Тьери, она внимательно смотрела на меня. Под лазерным прицелом ее взгляда я терял вдохновение, все менее уверенный в том, что мое повествование представляет для нее интерес.
Через несколько минут, смущенный ее напряженным вниманием, я капитулировал:
– Госпожа Минг, подарите мне совет. Вы такая дальновидная мать. Как мне стать хорошим отцом?
Ее щеки в красных прожилках побагровели еще больше. Она изобразила нерешительность.
– Бесполезно.
– Почему?
– Опыт – это свеча, которая светит только тому, кто ее держит.
Чувствуя ее сопротивление, я все же настаивал. Она прервала мои мольбы:
– Зачем вы меня обманываете?
– Простите, что?
– Я очень ценю вас, господин, и признательна вам за внимание, но зачем вы лжете?
Я остолбенел с открытым ртом, ошеломленный иронией ситуации: эта женщина, городящая небылицы, эта женщина, выдумавшая десять жизней, эта женщина обвиняла меня в обмане!