Юля покачала головой.
– Нет, голубчик. Боюсь, ты будешь думать о другом.
Пашка проглотил комок.
– Я и так уже об этом думаю.
– Тем более. Лучше скажи, здесь есть какое-нибудь местечко? Ну, кафе или что-то подобное?
Пашка разочарованно вздохнул.
– Есть.
– Я проголодалась, – значительно сказала она.
– Я понял, – отреагировал Пашка. – Пойдем.
Три… Их было три – до того, как пропала Майя. По крайней мере, так сказал дежурный, регистрируя его заявление. Теперь, вместе с ней, стало четыре.
Пинт вышел из отделения милиции, достал сигарету и закурил.
Он постоял немного, прислушиваясь к себе и своим чувствам, и с удивлением обнаружил, что былое волнение стало понемногу успокаиваться. Почему? Да наверное потому, что все уже случилось.
Случилось то, чего он так боялся. О нет, в этом не было никакой видимой связи. Конечно же, он ее не видел. Но он знал наверняка, что она есть.
Пинт решил проверить свое предположение, возникшее во время беседы с молодым опером; предположение, сверкнувшее, как мощная вспышка стоваттной лампы.
Он поспешно закончил разговор, и опер, и без того глядевший на него с некоторой опаской, похоже, еще больше укрепился в своих опасениях.
Пинт наскоро затянулся еще пару раз, выбил из сигареты уголек и положил окурок обратно в пачку. Затем резко сорвался с места и побежал.
"Если он сейчас увидит меня в окно, то наверняка должен испугаться", – про себя усмехнулся Пинт, но решил, что это неважно.
За десять минут он добежал до дома и вошел в подъезд. Не останавливаясь, на всякий случай позвонил в дверь Майи и направился к себе.
Он вставил ключ в замочную скважину; из его квартиры донеслось ленивое лаянье Джека. Из квартиры этажом ниже – ни звука.
Пинт даже не удивился. Он захлопнул за собой дверь, прошел в комнату и задернул на окнах занавески. Затем отодвинул шкаф и достал сверток. Развязал тесемки, державшие кусок кожи, и дрожащими руками взял тетрадь.