Пепел Атлантиды

Бронте перевел взгляд на пастбища, наблюдая за аргентависом, летающим в вольере.

– Скорее всего, один из дворфов Изгнания. Нам давно известно, что среди их народа есть соратники «Незримых». А Терик сказал, что несколько дворфов помогали ему вывести Прентиса из камеры и дать ему снотворное. У всех была масса возможностей незаметно нанести сопоридин.

– Старейшина Эмери уже просмотрел записи охраны, – подхватил мистер Форкл. – Незадолго до срока передачи Прентиса в Изгнание перевелись два новых дворфа, которые затем ушли с должности. Мы передали их имена королю Энки, и он подтвердил, что дворфы считаются пропавшими без вести. Сегодня Орели отправится в Изгнание допрашивать текущую охрану. Возможно, в тот день они что-то заметили – или сами являются предателями.

– Сомневаюсь, что «Незримые» оставили предателей работать в Изгнании, – усмехнулся Бронте. – Скорее всего, они приходили специально за Прентисом.

– Но почему? – поинтересовался Тэм. – Зачем так стараться усыпить того, у кого и так разрушен разум?

– Скорее всего, они знали, что мы готовы его исцелить, – объяснила Микстура, – и не хотели, чтобы мы узнали причину лебединой песни.

– Я думал, он сообщил о ней, когда узнал о грядущем аресте, – заметил Декс.

Алден дернулся, и Делла вновь обняла его.

– Когда-то мы думали так же, – признал мистер Форкл. – Но, как вы помните, Прентис знал о символе Путеводной звезды. А показал он его, когда мисс Фостер передала слова «лебединая песня». Если принять во внимание постоянные попытки «Незримых» помешать его исцелению, это о многом говорит.

– Это, конечно, хорошо, но я кое-чего не понимаю, – сказал Тэм. – На самом деле, меня это беспокоит еще с того раза, когда Прентис показал символ, но я молчал, потому что был у вас новичком и мог чего-то не понимать. Но… если Прентис знал, что символ важен – а судя по связи с лебединой песней так оно и было, – почему он никому не сказал до взлома памяти? Даже если он пытался защитить секреты «Черного лебедя», он знал, что Путеводная звезда к нему не относится. Так почему он не сказал: «Эй, вот вам кое-что важное, займитесь, раз я сам не смогу»? Вы ведь изучили бы символ, если бы узнали о нем? – спросил он Алдена.

– Ну конечно, – хрипло отозвался тот, глядя на Микстуру. – Но это бы не спасло Прентиса от боли. Более того, только доказало бы, что необходим взлом памяти.

– Ладно, – кивнул Тэм, – но раз Прентис знал, что взлома не избежать, то мог бы передать важное послание, чтобы оно не пропало вместе с разрушенным разумом?

– Да, Прентис мог бы, – пробормотал Гранит.

– И он ничего не сказал Квинлину при личной встрече, так? – поинтересовался Алден у Микстуры.

Та пожала плечами.

– Если бы сказал, Квинлин бы что-нибудь предпринял.

– Так… не мне одному это кажется странным? – уточнил Тэм.

Раньше Софи об этом не задумывалась, но теперь тоже была сбита с толку.

Объяснений ни у кого не нашлось.

– Ну, – произнесла Микстура, откашлявшись. – Тогда наша хорошая новость стала еще приятнее. Очень скоро мы сможем расспросить Прентиса напрямую.