«Разочарование».
«Сумасброд».
«Глупый».
«Никчёмный».
«Готовы познакомиться с моим потрясающим детством?» – спросил Киф, и воспоминания хлынули потоком, нагромождаясь друг на друга, и образовали туннель, уходящий глубоко-глубоко-глубоко во тьму.
«А ты?» – уточнила Софи.
«Готов! Я же обещал устроить вечеринку! Только не превращайте её в вечер соболезнований».
«Так ты поэтому некоторые воспоминания пометил золотистым? – спросил Фитц, пытаясь отвлечься от блестящего мерцания перед глазами. – Чтобы мы не стали тебя жалеть?»
«Нет, те просто… мешают».
Софи не поняла, что бы это значило, но могла поклясться, что опять уловила своё мелькнувшее лицо, и сосредоточилась на соседнем воспоминании, чтобы устоять перед искушением.
При виде оживающей перед глазами сцены у неё заныло под ложечкой: мать Кифа в строгом зелёном платье… одежду такого цвета эльфы надевают на церемонию прощания с погибшими.
Леди Гизела стояла у огромной кровати с балдахином, наблюдая, как Киф рыдает в подушку… и даже не попыталась его обнять, взять за руку или хоть как-то утешить.
Наконец Киф утёр нос и выдавил: «Чего тебе?»
А она с улыбкой – с улыбкой! – велела ему принять успокоительное, чтобы рёвом не беспокоить отца.
«Фостер, я серьёзно, – напомнил Киф, заметив её порывистый вздох. – Я же ощущаю твоё сочувствие… Спасибо, конечно, но не стоит».
«Сочувствие – не жалость», – возразила она.
«Всё равно рядом ходят. Лучше дай волю той ярости, которую сдерживаешь. Обожаю, когда ты злишься».
И добавил в ответ на её отказ:
«Имей в виду, это было после посадки твоего дерева. Мать знала, что ты жива, и ни словом не обмолвилась, чтобы меня успокоить».
Софи охватила вспышка гнева, но тут же сменилась печалью при мысли о том, что он её оплакивал.