Зеркало судьбы

Мячиков, с замиранием сердца перевернул глянцевую картонку. Дама!

— Очко! Двадцать одно! Блин фартит тебе сегодня, — позавидовал он везению фотокора.

— Да, да, так и пишите! — снова забубнил он в трубку, — ну и что? Пусть знают, что у нас в Клюевске тоже рожать могут, не только эт самое, одним этим самым процессом заниматься! Все, все, не тяните, давайте в набор! — и бросил трубку раздраженный очередным проигрышем сторублевки.

— Давайте, разгребайте сами свой очередной ляп! — шеф оторвался от начальственного кресла и отправился ликвидировать последствия открытия сауны.

— Пишите, Людочка, — развернулся Филькин к стажерке, — Пишите…..

— Что писать, Геннадий Куприянович? — с готовностью распахнула блокнот Людочка.

— Опровержение, опровержение будем писать Людмила! — посуровел Филькин.

— Во вчерашнем номере газеты, была допущена ошибка….

— Досадная ошибка! — поддакнул фотокор Мячиков.

— Да, да! Досадная ошибка! Ну и так далее, что вас там не учили, как писать опровержения?

— Учили, только я не знаю, сколько родила, писать… потупилась Людочка.

— Пишите, как все нормальные люди рожают — один, два…

«Один два» — строчила в блокноте стажерка, забыв поставить запятую между цифрами.

Во дворе дома № 17 по улице имени летчицы Гризодубовой, рано утром следующего дня, дворник Митрич, привычно развернул свежий номер городской газеты «Полесск — Клюевското вестника».

Дом висельника

После смерти Николая Ивановича остался дом. Так себе постройка, не особо-то и баская: две комнаты, да рубленая, бревенчатая пристройка из двух комнат. Зато усадьба — обзавидоваться! Огород полого спускался к речке, а точнее к основательно заросшей тополиной роще. По весне, в пойме речки буйствовали соловьи, да в заполненном осокой болотце, квакали лягушки. Все это природное любование досталось племяннику Николая Ивановича — Сергею. А по нашенски, по науличному, Серёге.

Серёга обретался в городе и даже на похороны своего щедрого дядюшки умудрился опоздать. Припылил на старенькой «Жиге» как раз когда опустили в могилу гроб. Нет, вынимать из-за него, мы не стали — примета плохая, а закапывать повременили. Подождали, пока Серёга тёр кулаком сухие глаза, изображая горе и печаль по ушедшему дядюшке, а потом взялись за лопаты.

Серёга проникся к нам по поводу ушедшего в мир иной родственника и выставил литр водки. Это копать могилу, да обряжать покойника в последний путь, никого не дозовешься, а вот водку пить, так все набежали. Вот и завалилась вся наша шумная компания в наследуемый дядюшкин дом. А там, пошло — поехало! Короче: в нашей компании как — одной бутылки мало, две — много, а вот три — в самый раз!

Уехал Серёга из села на третий день. А мы остались. И остались вроде как за негласных хозяев дома. Ясное дело — ключи от замка, мы где-то потеряли и заходили в дом по простому — вынимали пробой из косяка и все дела…. Со временем, хозяев становилось больше, кто-то проговаривался знакомым, кто-то приводил подружку. Ну не целоваться же в холодный вечер на улице. Так и служил верой и правдой нашей компании домик у реки. Служил до самого августа. А в августе случилось это. Жуть, если рассказать во всех подробностях! Попробую, но учтите — буду беречь ваши нервы, да и свои напрягаются, как вспомню!

Не знаю, кто проболтался Антону про наше пристанище, только повадился он бывать в нашем доме. У нас как — пришел, видишь, пробой вынут и дверь на крючке — уходи, кто-то с подругой уединился, а не на крючке, так компашка гуляет — смело заходи!