Я не решаюсь подойти ближе. Человек то и дело нагибается, подбирает и швыряет собакам ветки, которые они приносят хозяину, вырывая друг у друга из пасти. Они носятся взад-вперед, роют землю, принюхиваются, готовясь поднять лай из-за любого шороха, запаха, намека на чье-то присутствие; псы то мчатся куда-то со всех ног, распушив хвосты, то замирают на месте, вслушиваясь, то бегут мелкой трусцой, не глядя по сторонам, – чуткие, настороженные, гибкие, беззаботные и хищные, грациозные и необузданные существа.
Человек сворачивает на тропинку, которая петляет по склону холма; разглядев ее, я понимаю, что нужно пойти по другой дороге, обогнать его и как бы случайно встретиться лицом к лицу.
И вот мы уже идем навстречу друг другу; нас разделяют какие-нибудь полсотни метров, и теперь я уверенно опознаю его. Судорожно подыскиваю нужные слова для обращения, не нахожу и начинаю паниковать. А он, напротив, излучает олимпийское спокойствие, даже команды своим псам отдает либо взглядом, либо шепотом, но уж никак не криком. Осталось пройти всего метров десять, и нам придется поздороваться, но у него вдруг звонит мобильник. Он вынимает его и начинает с кем-то оживленно говорить.
Тем временем собаки обнюхивают меня, дают себя погладить и разбегаются, чтобы обследовать заросшие травой рытвины на обочинах.
Поравнявшись со мной, Шмитт на ходу улыбается и кивает, не прерывая своей телефонной беседы.
Облом! Провалилась моя встреча! Мне, как всегда, не повезло. Что теперь делать? Догнать его? На секунду у меня возникает такое намерение, но, увидев, как он прикипел к трубке, как увлеченно разговаривает, сопровождая слова неловкой жестикуляцией, я понимаю, что, если сейчас помешаю ему, он меня просто-напросто пошлет подальше. И я уныло бреду прочь.
Честно говоря, мне даже непонятно, куда идти. Тропинки скрещиваются и расходятся, то выбегая в поле, то углубляясь в лесную чащу. Мои кроссовки тонут в жидкой грязи и промокли насквозь, да и сам я порядком замерз.
Проблуждав какое-то время, я все-таки обнаруживаю более или менее прямую просеку, выбираюсь из леса и на повороте дороги сталкиваюсь лицом к лицу со Шмиттом.
Стою и не верю своим глазам. Собаки весело скачут вокруг него, а он что-то мурлычет на ходу. Увидев меня, он замолкает и кивком дает понять, что помнит нашу встречу. Я, не раздумывая, восклицаю:
– Ну вот, теперь вы убедились, что земля круглая?
Он отвечает смешком – мое остроумие явно пришлось ему по душе.
А я спешу продолжить, понимая, что такой случай упустить нельзя:
– Я обожаю ваши книги, месье Шмитт.
Смех замолкает. Может, ему хочется сохранять инкогнито, выходя на прогулку? Может, ему не нравится, когда его узнают? Он пристально смотрит на меня, мысленно сопоставляя эти два имиджа – любителя его творчества и гуляющего шутника. И наконец смягчается:
– Значит, вы обожаете мои книги? Ну ладно, не буду вас разочаровывать. Это доказывает, что у вас хороший вкус.
– Я всеми ими просто упивался!
– Всеми? – недоверчиво повторяет он. – Ну это уж вы преувеличили. Я и сам не помню, сколько я их написал.
– Сорок.
– Сорок… да неужели? – вздыхает он, состроив растерянную мину.
Это он изображает рассеянного скромника.