Земля забытых

Таинственные абрикосы оказались вполне вкусными, сухари тоже, но Роза, кажется, не могла заставить себя съесть даже свою часть. Это было странно после двух дней впроголодь, но потом Генри сообразил: веер. Роза не привыкла есть на людях, не закрывая лицо веером.

– Ешь, – тихо проговорил он. – Никто не смотрит.

Но наперекор своим словам он, не отрываясь, смотрел, как она нерешительно начала жевать, и думал: вот бы увидеть, как она ест по-настоящему. С аппетитом, как голодная, а не так, словно жует кусок коры. Они не отводили друг от друга глаз, пока ели, а потом Роза прошептала:

– Если с нами что-то случится, я просто хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю. – Она затравленно посмотрела наверх, туда, где гнулись под ветром древние деревья. – Когда ты сбежал, я все равно пошла сюда, потому что хотела загадать, чтобы ты избавился от дара. Я на все готова для тебя. И если я погибну в этом ужасном месте, это ради любви. Может, это и к лучшему. Освальд был прав: я не смогу вернуться во дворец после того, как сбежала.

– Никто не погибнет, – покачал головой Генри, решив не упоминать о том, что, если его план сработает, Освальд не сможет открыть Предел, а значит, избавления от дара не будет. – Не бойся, ладно? Когда мы отсюда выберемся, никто тебя не обидит. Я о тебе позабочусь.

– Ты меня любишь? – выдохнула она, и Генри кивнул.

Он не был уверен, что люди понимают под этим словом, когда речь идет не о родичах, и скорее чувствовал какую-то ноющую, бесконечную жалость, но, увидев, как осветилось ее лицо, понял, что ответил правильно. Ему хотелось, чтобы Роза перестала трястись, хотелось обнять ее, но вокруг было слишком много народу, так что он просто соорудил на лице что-то, как он надеялся, похожее на ободряющую улыбку, и Роза несмело улыбнулась в ответ. У нее было лицо человека, оглушенного счастьем, и Генри успокоился. Главное – дожить до конца этого безумного похода, а дальше разберутся.

Поскольку у Освальда были сломаны и пальцы, и зуб, он только мрачно пил воду и, когда все закончили есть, приказал:

– Всем спать. Я посторожу.

– Давайте лучше я, – покачал головой Джетт. – Вы уж извините, но чтобы спать под вашим присмотром, надо быть либо идиотом, либо бессмертным.

Последнее относилось к Джоанне, которая уже легла на лучшее место около костра и, кажется, уснула в ту же секунду. Вспомнив Тиса, Генри подумал о том, что, несмотря на вечную жизнь, все волшебники любят поспать.

– Руки у меня заживут только к утру, а число тех, кто предпочел бы видеть меня скорее мертвым, чем живым, превышает здесь все допустимые пределы, – фыркнул Освальд, обводя насмешливым взглядом Хью, Генри, Эдварда и самого Джетта. – А если учесть, что все вы, дети мои, знаете, какой именно меч у меня на поясе, то спать мне вредно для здоровья.

Хью все-таки улегся, завернувшись в одеяло так, что напоминал гусеницу, – если, конечно, бывают гусеницы с полным смертельной ненависти взглядом.

– Ой, да хватит так на меня смотреть, Хьюго, – усмехнулся Освальд. – Если ты считал меня своим другом, ты еще глупее, чем я думал. И кстати, о глупости; я не слышал, чтобы ты сказал Генри спасибо. Без него ты бы тут не сидел.

– Подавись, – сказал Хью, переводя ненавидящий взгляд на Генри. – Я бы и сам справился, но тебе во все надо лезть, да? Наш великий герой всех спасает направо и налево! Признайся, тебе просто нравится, чтобы вокруг тебя на коленях ползали.

Генри прислонился спиной к земляному склону, жалея, что у него нет одеяла, чтобы накрыться им с головой и не видеть ни Хью, ни Освальда. К счастью, все так устали, что скоро заснули как убитые, несмотря на холод и пронизывающий ветер. Генри надеялся, что ему удастся привести свой план в исполнение, когда заснет и отец, но тот, кажется, действительно не собирался спать. Генри подкладывал в огонь прутья и, чтобы не уснуть, думал о Сиварде. Тот написал: «У ключа от всех дверей есть своя воля. Когда я взял его, он едва не заставил меня сделать кое-что ужасное», и теперь Генри вдруг понял: наверняка Сиварда тянуло именно сюда, он хотел открыть ту же дверь, которая сейчас влечет Освальда. Но откуда Сивард знал про нее? Все эти записки из прошлого, от Сиварда, от Перси, – как жаль, что оба мертвы и с ними никогда уже не поговорить. А потом в голову ему пришел еще один вопрос.

– Записи, которые ты нашел в пещере, наверняка не заканчиваются на испытании с ямой и Псом, – еле слышно начал Генри. – Как Перси Отступник его прошел? И если прошел, почему не написал, как это сделать? А если нет, откуда знает, что будет дальше?

Освальд несколько раз кивнул, показывая, что доволен его сообразительностью.

– Я тоже об этом думал: он описывает условия трех испытаний такими иносказаниями, как будто нарочно хочет запутать дело, и не пишет, как их пройти. Думаю, что объяснение этому – проще некуда. Он родом из уже знакомой нам чудесной деревни, иначе откуда ему вообще знать о Пределе? А раз так, он был таким же хитрецом, как и все ее жители. Так и вижу, как он потирает руки, представляя беднягу, который будет ломать голову над его указаниями.

– Значит, осталось всего одно испытание, – пробормотал Генри. – Хоть одна хорошая новость.