А уж на них всё будет выглядеть идеально. Естественно, качество фото при пересъёмке сильно падало. Но это можно было определить только при печати, и желательно, имея перед глазами оригинал.
Так что теперь участие Орловича в конкурсе не просто накрывалось медным тазом. Наличие плёнки в Москве становилось опасным для него самого.
— Кто такой Алик Ветров? — спросят организаторы конкурса.
— Кто же он? — повторят члены ЦК комсомола, сидящие в жюри.
А когда выяснится, что такой человек действительно существует, более того, живёт в той же самой области, да ещё и занимается фотографией, пытливые товарищи легко докопаются до сути.
Одно дело — скандал, скажем так, «местного разлива». И совсем другое — когда он прилетает из Москвы. Это как ураган. Он сильно разбираться не будет, сметёт всех, до кого дотянется.
Орлович это понимает не хуже меня. Я вижу, как бледнеет его лицо и начинают трястись руки. Он осознаёт, что в случае разбирательств товарищи сдадут его с потрохами и сделают «козлом отпущения». Не спасут ни регалии, ни знакомства.
На физиономии товарища Игнатова мстительное удовлетворение происходящим. Он пережил примерно то же самое вчера, когда я рассказал ему о плёнке.
«Вот зачем он приехал сюда», — наконец, понимаю я. Хотел лично посмотреть на унижение человека, который втравил его во все неприятности.
«А Владлен Игоревич — немного садист», — приходит мне мысль. Сидит и смотрит. Как будто наблюдает за тем, как змея проглатывает кролика. С зоологическим таким любопытством.
Я беру из-под стола коньяк и наливаю Орловичу в бокал на два пальца. Столько же плескаю себе. Бокалы у Орловича хорошие, большие, пузатые, из тонкого хрусталя. Чувствуется, что по натуре он — сибарит. Запах в квартире витает, опять же… Трубочный табак, и недешёвый…
— Выпейте, Афанасий Сергеевич, — говорю ему. — Успокойтесь. Если бы я хотел уничтожить вашу карьеру, я бы мог это сделать и без вас. Правда?
Погрев в ладони коньяк, я делаю маленький глоток. Вкусно.
Уж точно в разы лучше той дряни, которую будут предлагать под видом коньяка в московских барах спустя сорок лет.
Сейчас само понятие контрафакта отсутствует, как явление. Слышал я легенду про банду махинаторов, которые умудрялись выпускать коньяк, неотличимый от настоящего.
Что-то они такое в него бодяжили, что после непродолжительного следствия всю компанию якобы расстреляли. Сказка, конечно, но зато очень характерная для духа эпохи.
Сейчас из магазинного даже червивкой, как мы в юности называли дешёвое плодовое вино, и то отравиться трудно.
Смакую этот вкус и минуту торжества. По большому счёту, у меня нет дела до Орловича и его судьбы, но я хочу, чтобы все усвоили одну простую истину: нельзя обворовывать Альберта Ветрова. Все мои успехи и мои неудачи принадлежат только мне. Бог любит прямые дороги.
Орлович выпивает коньяк, молча, не закусывая. Видно, что огненная жидкость дерёт ему горло, и он закашливается. Но хотя бы снова слегка розовеет, а то совсем на покойника был похож.
— Чего ты хочешь? — выдавливает из себя он.
ebooksa