Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3

22
18
20
22
24
26
28
30

«Стекляшкой» в народе называют большой выставочный зал в самом центре Белоколодецка. До того, как в городе появились свои частные галереи, это, пожалуй, единственное место, где выставляются художники и фотографы. Попасть туда сложно, но я думаю, что Орлович лукавит. В его нынешнем положении и с его знакомыми в этом нет ничего невозможного.

Вон, один из них в кресле сидит и задумчиво головой покачивает. Явно оценивает мой список требований на предмет реалистичности.

— Это, — говорю, — то, что касается меня. Но вы забыли о девушке, которая изображена на этом фото. Своим дурацким и подлым поступком вы подарили ей надежду.

— Она и так прославилась на всю страну, — бурчит Орлович.

— Но она не станет победительницей, — говорю я. — А её фото не будет висеть в фойе ЦК ВЛКСМ. Она не станет новым символом юности и надежд.

Говоря это, я откровенно издеваюсь над Орловичем.

— Вы же понимаете, как сильно вы виноваты перед ней?

— И что ты мне прикажешь делать? — начинает злиться Орлович. — Лично принести извинения, пасть к её ногам?

— Она мечтает поступить на актёрский факультет в училище искусств, — говорю я. — Лида Лиходеева из Берёзова, в августе приедет подавать документы. В ваших интересах исполнить её мечту.

— Но какое я имею к этому отношение? — недоумевает Орлович. — Владлен, ну скажи же ему!

— Знаешь, Афанасий, — Игнатов отрывается от созерцания извилин на туркменском ковре. — Если хочешь знать моё мнение, то ты ещё легко отделался. Так что соглашайся и звони уже в этот чёртов оргкомитет. А то не дай бог фотографии распечатают раньше срока, и весь Союз узнает о твоём идиотизме!

Орлович сдувается и кивает с видом побитой собаки.

— Так как все наши договорённости устные, я прошу Владлена Игоревича выступить в качестве их гаранта. Не откажите в любезности, — говорю, — присмотрите за тем, чтобы Афанасий Сергеевич выполнил свои обещания. А то, когда он занимается самодеятельностью, это плохо заканчивается.

Игнатов снова кивает, подтверждая наше триединое джентльменское соглашение.

Орлович понимает, что крышка ящика, в который я его загнал, захлопнулась. Если мне он мог наобещать всё что угодно, наврать с три короба, а потом сказать, что я его не так понял, «и вообще такой взрослый, а в сказки веришь», то теперь с такими гарантиями обещание придётся выполнять.

Он с недоумением смотрит на Владлена, не зная, почему тот играет в чужой команде. Но догадывается, что именно его в этой ситуации решили выставить крайним. Пускай не публично, а в узком кругу. Но тут уж, как говорится, сам дурак, пускай и расхлёбывает.

— Ну, мы пойдём, Афанасий Сергеевич, — встаю. — Спасибо за чай. Не поверите, дел невпроворот.

— Заедь ко мне в понедельник, Афанасий, — хмуро бросает Игнатов.

И я понимаю, что на сегодняшнем разговоре экзекуция не закончится. Моральный ущерб начальству тоже придётся заглаживать.

Но Орлович умудряется удивить меня ещё раз. Уже когда мы, обувшись, стоим возле самой двери, он взволнованно выкатывается в прихожую.