— Ну, извини, — я развожу руками. — На ресторан у меня денег нет.
— Ты ещё и жадный, — моя собеседница распахивает глаза в наигранном возмущении. — Боже мой, с кем я связалась.
— Я не жадный, я гордый, — поправляю её, — чужих денег мне не надо, а своих у меня пока нет.
— Значит, на аппаратуру у тебя деньги есть, а на девушку нет? — продолжает она.
— Первым делом самолёты, забыла, что ли.
Выпендривается она, между прочим, зря. Место, в котором мы сидим, очень приличное. Та самая «Чародейка», где пекут умопомрачительно вкусные торты. В одном из залов и сейчас стоит очередь за вожделенными сладостями.
Второй зал оформлен основательно: деревянные столики с тёмно-зелёными скатертями, на стенах резные панели и мозаики на всякие былинно-сказочные темы: от чудо-богатырей до невиданных зверушек.
Видимо, кафе изначально задумывалось как детское, но благодаря своему географическому расположению поменяло статус. Здесь обедают, по большей части, солидные люди — в основном горкомовские работники. На нас с Кэт, джинсово-неформальских, они посматривают с неодобрением и, как мне кажется, скрытой завистью.
Мы едим из высоких металлических креманок пломбир, щедро политый шоколадом и засыпанный орехами, и пирожные «картошка», рецепт которых после Перестройки был утерян вместе с социалистическими идеалами.
Мне хочется праздника. После того, как дело сделано, Орлович получил по заслугам, а я выбил из него по-настоящему ценный приз и сделал важный шаг для своего дальнейшего развития, внутри образуется какая-то странная пустота.
Словно вершина, которую достиг и теперь тебе предстоит спуститься вниз, чтобы двигаться дальше.
А спускаться не хочется.
Хочется постоять на ней ещё немного, вздохнуть полной грудью, понаслаждаться видами… Чуточку продлить свой триумф.
Так что свою победу над мировой несправедливостью я решаю отпраздновать, прихватив с собой Кэт, которую уже привычно навещаю, оказываясь в Белоколодецке. Потому как праздновать в одиночку — это уже признак алкоголизма или нервного расстройства.
— Вот что ты за человек, — говорит Кэт и, несмотря на всё своё возмущение, уписывает в обе щёки пирожное «картошка». Когда она заканчивает, с сожалением собирает крошки. — Как я тебя, такого неотёсанного, со своими друзьями знакомить буду? Опозоришь же меня.
— С какими друзьями? — удивляюсь. — Разве я с ними ещё не знаком?
— Далеко не со всеми, — она задумчиво морщит нос. — Я про друзей по худграфу.
— Ты на каком сейчас курсе? — уточняю.
— На четвёртом, — говорит Кэт. — Точнее, закончила четвёртый, ещё год остался.
— Что дальше думаешь? — спрашиваю больше из вежливости, чем из любопытства.