Жнец у ворот

За моей спиной шепчут призраки, и в шуме их голосов образ Лайи угасает. На смену приходит другое воспоминание – о мужчине, который некогда носил серебряную маску. И когда он был в маске, то ничего не чувствовал. Сейчас я мысленно снова надеваю эту маску.

– Твое время еще не пришло, Лайя из Серры, – говорю я. – Тебе здесь не место.

– Я просто думала… – она передергивает плечами. – С тобой все в порядке? Ты тогда так быстро ушел.

– Тебе нужно уходить.

– Что сталось с тобой? – шепчет Лайя. – Ты же говорил, что мы могли бы быть вместе. Говорил, что мы найдем какой-нибудь способ. А потом… – она непонимающе качает головой. – Почему все так?

– Тысячи человек по всей Империи погибли не из-за карконов, а из-за призраков. Потому что призраки вселялись в живых людей, и те, став одержимыми, творили ужасные вещи. Ты знаешь, как призракам удалось сбежать?

– Но разве… разве Маут…

– Они сбежали, потому что я не смог удержать границу. Не выполнил свой долг хранителя Места Ожидания. Я ставил превыше этого долга все, что угодно – друзей, семью, чужих людей… Тебя, в конце концов. И поэтому граница пала.

– Но ты не виноват. Тебя некому было научить, – она делает глубокий вдох, сжимает руки. – Не поступай со мной так, Элиас. Не оставляй меня. Я знаю, ты там, глубоко внутри. Прошу тебя, вернись ко мне. Ты нужен мне! Нужен Кровавому Сорокопуту и кочевникам.

Я подхожу к ней, беру за руки, заглядываю в лицо. Все чувства, которые я хотел бы при этом испытать, слишком притуплены постоянным присутствием Маута и шепотом призраков.

– Твои глаза, – она гладит меня по лбу. – Они такие же, как у нее.

– Как у Шэвы, – киваю я. Так и должно быть.

– Нет, – Лайя качает головой. – Как у Коменданта.

Эти слова беспокоят меня, но беспокойство тоже исчезнет. Совсем скоро.

– Элиас – тот, кем я был, – говорю я. – Теперь я Ловец Душ. Я – Бану аль-Маут, Избранник Смерти. Но не отчаивайся. В конце концов, все мы – недолгие гости в жизнях друг друга. И ты скоро забудешь, что я заходил в гости в твою жизнь. – Я наклоняюсь и целую ее в лоб. – Будь счастлива, Лайя из Серры.

Я отворачиваюсь и слышу за спиной ее плач, идущий из самой глубины раненного предательством сердца.

– Возьми это, – окликает она меня. Голос ее дрожит, лицо мокро от слез. Она срывает с руки деревянный браслет и бросает его мне в руки. – Он мне больше не нужен.

А потом она разворачивается и бежит к лошади, ожидающей ее среди деревьев. Несколько мгновений – и я остаюсь один.

Браслет все еще хранит тепло ее тела. Когда я касаюсь его, какая-то часть меня в ярости бьется о запертую дверь, требуя выпустить на волю. Но всего через несколько секунд я качаю головой и успокаиваюсь. Ярость уходит. Наверное, стоит оставить браслет здесь, в траве. Он мне не нужен, как не нужен и ей.

Но что-то заставляет меня все-таки убрать его в карман. Нужно возвращаться к призракам, к своей работе. Однако я встревожен и хочу побыть один. В раздумьях я бреду по лесу и наконец останавливаюсь у источника неподалеку от пепелища домика Шэвы. Я сажусь у ствола большого дерева и просто смотрю на воду. Из глубин памяти передо мной встает образ.