– Тащи заживляющую мазь! – Пэн указывает на меня пальцем. – На этот раз ты её используешь. Конец дискуссии.
Я закатываю глаза, но эти властные мужчины и так очень много мне позволяют.
– Ладно.
Мы поднимаемся по винтовой лестнице, и Баш встречает нас с банкой мази в руке. Он прищуривается, глядя на Вейна.
– Ты же не сломал нашу крошку Дарлинг, да, Тёмный?
– Нет, – отвечаю я.
– Спорно, – возражает Вейн.
Пэн забирает мазь и подходит ко мне, но Вейн выхватывает банку у него из рук, затем ловит меня за талию и ведёт к себе в комнату.
– Вейн! – рявкает Пэн.
Но Вейн, не отпуская меня, заявляет непререкаемым тоном:
– Сегодня она моя.
– А я и не знал, что у нас можно застолбить себе Дарлинг, – возмущается Баш, но его голос затихает вдали, когда Вейн закрывает за нами дверь своей комнаты.
Я впервые попадаю в его комнату в достаточно адекватном состоянии, чтобы оглядеться. Вейн проходит по периметру, зажигая светильники, и по комнате разливается золотой свет.
Пространство наполовину соответствует моим ожиданиям, наполовину нет.
Кровать большая, с четырьмя толстыми столбиками по углам, изголовье и изножье покрывает тонкая резьба. На постели мягкое пуховое одеяло в льняном пододеяльнике и несколько пухлых подушек.
Напротив кровати расположен камин; поскольку сейчас в Неверленде разгар тёплого сезона, его каменное устье не растоплено. На каминной полке я вижу стопку книг, крошечную модель корабля и ещё несколько безделушек.
А над камином висит гигантская картина маслом: на ней изображён луг, посреди которого стоит девушка в белом платье, развевающемся на ветру.
Она не смотрит на зрителя, поэтому невозможно узнать, как она выглядит или о чём думает, но её расслабленная поза наводит меня на мысль о том, что она счастлива.
– Садись, – приказывает Вейн, и я подхожу к кровати и сажусь на край. Он откупоривает мазь и подталкивает мой подбородок вверх ребром ладони, а затем опускает пальцы в зелёную массу. Он втирает лекарство мне в кожу такими нежными движениями, что я прикрываю глаза от удовольствия и выдыхаю, чувствуя, как по шее распространяется тепло.
– Лучше? – спрашивает Вейн.