– Она постоянно училась. А когда заболела, стала много читать, и мне рассказывала.
– Что с ней случилось?
– Возраст. Плюс болезнь Паркинсона, – не стала скрывать девушка.
– И ты теперь одна? А родители?
Малена вздохнула.
Рано или поздно этот вопрос должен был возникнуть. Но насколько можно доверяться Давиду?
А ровно настолько, насколько и Антону. Друзья же! Что рассказано одному, то надо рассказать и второму. Так что Малена озвучила ту же версию с женой декабриста, которая поехала за мужем в Сибирь и испортила ему всю каторгу.
Давид сочувственно кивнул.
– А двоюродные-троюродные? Может, бабушки-дедушки?
Малена пожала плечами.
– У бабушки была только одна дочь – моя мать. У отца тоже братьев-сестер не было. Более дальняя родня – сложно сказать. Время было такое, революция, все перемешалось. Бабушка была скупа в подробностях.
– А тебе самой никогда узнать не хотелось? Что, как, может, найти родных?
Малена вздохнула.
– Давид, когда? Мне пятнадцати не было, бабушка заболела. Что такое полулежачий больной в доме, поймет далеко не каждый. Поверь, это было тяжело и для меня, и для нее. Хорошо хоть голова у нее оставалась светлой до самого последнего момента.
– А давно ты… одна?
– Года не прошло, – отрезала Малена.
И замолчала.
Матильде было больно. Марии-Элене, как ни странно, тоже. Не за себя, за сестренку, больно и тоскливо. Тошно и очень горько.
Нет родни?
Да и черт с ней!