Проводник

22
18
20
22
24
26
28
30

— Знакомые врачи позвонили, Алфавита забрала скорая, везут в местную психушку. Узнаю подробности — сразу же перезвоню, — его голос дрожал.

Я не успел ничего спросить, лишь услышал короткие гудки — Вадим отключился.

18

Я растерянно вернулся в комнату к Вике.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Алфавита в психушку забрали.

— Мне страшно, — сказала она, поежившись, и почти с головой накрылась одеялом. — Всё это не просто так. Поэтому я всегда боялась втягиваться в это ваше расследование. Игорь, может быть, тебе пора остановиться? — она испуганно смотрела на меня.

— Вика, мы же ещё ничего не знаем. Вадим сейчас всё выяснит, возможно, всё не так плохо, — я пытался успокоить её.

— Ты сам знаешь, что это не так.

Я не нашёл, что сказать. Вика была права, всё выглядело страшно и странно. Я видел Олега совсем недавно и никогда бы не смог подумать, что Алфавит мог сойти с ума. Он был очень рассудительным. А может, Олег сорвался из-за смерти Павла? Я уехал, Вадим был занят, приехать не смог, на Олега нахлынуло, он что-то вспомнил, выпил, а потом…

Мои рассуждения прервал телефонный звонок.

— Игорь! Всё намного хуже, чем я думал! — взволнованно сказал Вадим. —Дежурный врач его осмотрел: полная невменяемость и амнезия, ничего не помнит, на вопросы не отвечает. Анализы на алкоголь и наркотики чистые. Сейчас буду договариваться, чтобы перевели в клинику недалеко от меня. Я позвонил Ольге, она говорит, всё было нормально, он вышел прогуляться вечером, а потом пропал. Узнаю что-нибудь еще — сразу наберу, давай, до связи, — Вадим положил трубку.

Он перезвонил только в обед на следующий день.

— Значит так, слушай и не перебивай. Новость совсем плохая. Сразу скажу, что всё между нами, никому, особенно его жене, не говори. Олег бродил по улицам в невменяемом состоянии, весь в грязи и крови, одежда разорвана. Бормотал что-то несвязное: «Уходи… Что ты от меня хочешь… Не хочу тебя видеть…». А самое ужасное… — Вадим на мгновенье замолчал и глубоко вздохнул. — Самое ужасное, что у него не было глаз. Из глазниц торчали обломки веток.

— Кто с ним это сделал? — спросил я, не найдя, что ещё сказать.

— Не знаю, милиция и врачи пытались с ним говорить, но без толку. Всё время твердит одно и то же: «Уходи… Ты до меня не доберёшься». Я проконсультировался с коллегами: у него сильнейшее эмоциональное расстройство, шок. В данный момент выяснить ничего не удастся. Нужно время и терапия. Его поместят в психиатрию, там есть свои ребята. Не беспокойся, он будет под присмотром. Некоторое время к нему никого, кроме медперсонала, пускать не будут. Я уже позвонил, успокоил жену. Так что пока ничего не предпринимай, в городе сильно не мелькай, не расспрашивай. Не надо, чтобы поползли слухи. Расследование ведётся в секрете, люди, которые нашли Олега, подписали бумагу о неразглашении. Дело для нашего городка необычное, громкое, милиция не хочет огласки. Подозревают какого-то маньяка. Так что еще раз — пока никому.

— Хорошо, Вадим, держи меня в курсе.

Мы попрощались. В памяти всплыл рассказ двоюродного брата о мальчике, который выколол себе глаза. История с Алфавитом выглядела практически идентично. И эта фраза — «Уходи, не хочу тебя видеть»… Я поёжился.

Вдруг в дверь позвонили. На пороге стоял человек в форме и девушка, искавшая своего брата в подъезде.

— Здравствуйте, участковый Панков, — представился милиционер. — Скажите, где вы были позавчера между восьмью и десятью часами вечера?