Черный дом,

Берни выхватывает секатор из-за пояса, берется за рукоятки, легким движением, словно это веточки, отрезает ей пальцы.

– Дура.

Шок парализует Джорджетт. Она смотрит на кровь, текущую из четырех обрубков.

– Чертова идиотка.

Берни раскрывает секатор и вгоняет одно острие в шею Джорджетт. В горле у нее булькает. Она пытается схватиться за секатор, но Бернсайд выдергивает его из шеи и поднимает выше. Из обрубков хлещет кровь. На лице Бернсайда написано отвращение. Как у человека, который понимает, что придется очищать туалетный ящик кошки. Мокрое от крови лезвие он втыкает в правый глаз Джорджетт, и она умирает еще до того, как ее тело сползает по стене на пол.

В тридцати футах по коридору Батч Йеркса что-то бормочет во сне.

– Они никогда не слушают. – Бернсайд качает головой. – Стараешься, стараешься, а они не желают слушать, отсюда и результат. Доказывает, что они сами этого хотят… как те маленькие шлюхи в Чикаго. – Он выдергивает лезвие секатора из головы Джорджетт, вытирает оба лезвия о ее блузку. Воспоминания о маленьких чикагских шлюхах вызывают шевеление в его члене, который начинает набухать в штанах. «При-вет!» Ах… магия сладостных воспоминаний. Хотя, как мы видели, во сне у Чарльза Бернсайда частенько случается эрекция, в периоды бодрствования такого практически не бывает, так что ему хочется спустить штаны и посмотреть, на что он способен. Но вдруг проснется Батч Йеркса? Он же решит, что Берни возбудила Джорджетт Портер, вернее, ее труп. Вот этого не надо… совершенно не надо. Даже у монстра есть гордость. Лучше идти в кабинет Шустрика Макстона и надеяться, что его молоток не упадет до того, как придет время забить гвоздь.

Берни засовывает секатор за пояс и одергивает мокрую рубашку. Доходит до конца коридора «Маргаритки», пересекает пустынный холл, добирается до двери с металлической табличкой, на которой выгравировано: «УИЛЬЯМ МАКСТОН, ДИРЕКТОР». Ее и открывает, вызывая из памяти образ давно умершего десятилетнего мальчика Германа Флэглера, прозванного Пуделем, одной из своих первых жертв. Пудель! Нежный Пудель! Эти слезы, эти рыдания боли и радости, это признание собственной беспомощности. Корочка грязи на ободранных коленях Пуделя, его нежные подмышки. Горячие слезы, струйка мочи из перепуганного маленького крантика.

С Шустриком такого блаженства ждать не приходится, но Берни уверен, что толика удовольствия ему все-таки перепадет. И не стоит забывать про Тайлера Маршалла, который, связанный и беспомощный, ждет в «Черном доме».

Чарльз Бернсайд, шаркая ногами, тащится по маленькой, без единого окна, комнатушке Ребекки Вайлес, а перед глазами стоит бледнокожая, с ямочками, попка Пуделя Флэглера. Он берется за следующую ручку, выжидает секунду-другую, чтобы чуть успокоиться, бесшумно поворачивает ручку. Дверь приоткрывается. Шустрик Макстон, единственный монарх этого королевства, наклонился над столом и карандашом делает пометки в двух стопках бумаг. На его губах играет улыбка, глаза поблескивают, карандаш перебегает с одной стопки на другую, оставляя крошечные пометки. Шустрик полностью поглощен этим важным делом и замечает, что он не один, лишь когда гость, войдя в кабинет, пинком закрывает за собой дверь.

Когда дверь захлопывается, Шустрик раздраженно вскидывает голову и смотрит на незваного гостя. Но выражение лица меняется, едва он видит, кто перед ним.

– Значит, там, откуда вы приехали, в дверь не стучат, мистер Бернсайд? – спрашивает он с обезоруживающим добродушием. – Просто врываются в комнату, да?

– Именно так, – отвечает гость.

– Ну и ладно. По правде говоря, я намеревался поговорить с вами.

– Поговорить со мной?

– Да. Проходите, проходите. Присядьте. Боюсь, у нас может возникнуть небольшая проблема, поэтому я хочу заранее все обсудить.

– Ага, – кивает Берни. – Проблема. – Он отлепляет мокрую рубашку от груди, бредет к столу, оставляя за собой красные, пусть и не столь отчетливые, как в коридоре и холле, следы, которых Макстон не видит.

– Садитесь. – Шустрик указывает на стул, стоящий перед столом. – Пришвартуйтесь и расслабьтесь. – Это выражение Френки Шеллбаргера, начальника кредитного отдела Первого фермерского банка, которое не сходит с его губ на заседаниях местного отделения клуба «Ротари», и хотя Шустрик не очень-то представляет себе, как швартуются, само выражение ему нравится. – Нам надо поговорить по душам.

– Ага. – Берни садится, спина, спасибо заткнутому за пояс секатору, остается прямой как палка. – По душам так по душам.

– Да, да, совершенно верно. Эй, у вас мокрая рубашка? Так и есть. Это не дело, старина, вы можете простудиться и умереть, а это никому из нас не понравится, не так ли? Вам нужна сухая рубашка. Давайте посмотрим, что я могу для вас сделать.