Неужели Мистер Добряк был просто темным отражением ее самой?
И если это правда, разве его мысли не были наилучшим мерилом того, что
«…
– Я беспокоилась о тебе, – прошептала Эшлин. – Во время «Венатуса» в Уайткипе. Прости, что не подумала о втором наборе клинков. Это было глупо с моей стороны.
Мия моргнула, вновь возвращаясь к Эшлин.
И задумалась…
– Должно быть, пробраться туда незамеченной и так было трудно, – наконец сказала она. – Да и все хорошо, что хорошо кончается.
Эш закусила губу.
– Она ранила тебя.
– Я в порядке, – Мия вздохнула. – Сломанные ребра. Пара царапин.
Эшлин поднялась на локти и ласково провела пальцем по повязке на лбу и щеке Мии.
– Это не очень-то походило на царапину, когда она порезала тебя.
– Все нормально, Эш.
– …Покажи мне.
Мия покачала головой, ее живот взбунтовался.
– Эшлин, я не…
– Мия, – ласково перебила та, беря ее за руку. – Покажи.
Страх. Набухающий в животе, как яд. Ей захотелось, чтобы Мистер Добряк и Эклипс немедленно вернулись. Жизнь была гораздо легче, когда не приходилось думать о последствиях и боли. Спутники делали Мию сильной, позволяли ей быть кошмаром на песках и не думать о том, кому она причиняла боль, или кто причинял боль ей. Вместе с ними она была сталью. Без них…
«Кто я без них?»
Несмотря на всю ее болтовню о том, что лучше быть опасной, чем красивой, Мия по-прежнему боялась того, как она выглядела под этой повязкой. Или того, что она увидит в глазах Эшлин, когда снимет ее. Но тут начал пробуждаться старый добрый норов. Гнев, который был ее соратником на протяжении всех лет между этой переменой и той, когда убили ее отца. Какая разница, как она выглядит?