Предатель рода

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не тебе говорить. – В горле у нее заклокотало, и глаза широко раскрылись. – Ты стоял и смотрел, как гибли тысячи…

Эти слова ощущались как пощечина, которая отбросила его назад, в воспоминания. Воспоминания о женщинах и детях. О бледных, измученных гайдзинах, ряд за рядом смиренно шаркающих навстречу своей смерти в кипящем котле. Превращающихся в удобрение и возрождающихся на каком-то далеком поле красивыми кроваво-красными цветами. Он знал это, помнил это. Но всё равно не был готов услышать…

Кин моргнул, глядя на нее. Безмолвно. Бессмысленно.

– Я не должна была так говорить, – сказала она. – Прости.

Юкико глубоко вздохнула и убрала волосы. По ее лицу Кин мог видеть, как внутри нее всё кипит и клокочет. Она сжимала пальцы в кулаки, кривила губы в гримасе. А когда заговорила снова, голос ее звучал мягко и слегка дрожал.

– Я знаю, что ты не виноват, Кин. В смерти гайдзинов. В иночи. Во всем этом. Я знаю, что ты ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Но Каори и другие считают иначе. Они говорят, что в тебе нет стали. Но я-то понимаю… чтобы помочь мне в Кигене, требовалось гораздо больше мужества, чем многие могли бы представить… Но это война, Кин. Какую Юкико ты знал? Маленькую напуганную девчонку из дворца сёгуна? Она исчезла. – Пламя снова вспыхнуло в ее глазах. – Она мертва.

– Во мне нет стали… – прошептал он, скривив губы в горькой улыбке.

– Не говори ерунды, Кин. – Она взяла его за руку, переплела свои пальцы с его. – Не верь. Не верь этому. И помни, что здесь у тебя есть враги. Люди, которые видят в тебе в первую очередь гильдийца и лишь потом – всё остальное. Пока меня не будет, держись поближе к Даичи. И как можно дальше от Аянэ. Не давай им повода сомневаться в тебе.

– И зачем же мне так беспокоиться? – Он сплюнул. – Они прекрасно справляются без всяких поводов…

– Кин…

– Надеюсь, ты найдешь ответы, которые ищешь. – Он убрал руку, опустив ее на бок. – Я знаю, что Буруу защитит тебя.

С болью в глазах Юкико прикусила губу, пытаясь подобрать нужные слова.

– Поцелуй меня на прощание?

Он колебался, неуверенный в себе, хотя желал этого больше всего на свете. Мечтал об этом. Но гордость и гнев пересилили все остальное. Опять она оставляет его одного, без друзей. Он все бросил и всем пожертвовал. Но ради чего? Чтобы смотреть, как она улетает. Оставляет его, как оставила в Кигене. Одного.

Снова.

Он взял ее лицо в руки, чувствуя атласное тепло кожи. Легкое покалывание на кончиках пальцев почти раздавило его решимость в пыль. Но, склонив ее голову к своей и взглянув на ее мягкие приоткрытые губы, он нежно поцеловал ее в лоб.

– До свидания, Танцующая с бурей, – произнес он.

А потом Кин развернулся и ушел прочь.

Часть его кричала, что он идиот. Что он пожалеет об этом. Но гнев и гордость – пылающее топливо возмущенного глупца – подстегнули его, и он ушел в темноту. В ушах гулко пульсировала кровь. Юкико позвала его по имени. Но он не остановился. Не повернул головы. И где-то в глубине разума впервые мелькнула мысль, как будто произнесенная едва слышным шепотом.

И эта мысль не дала ему уснуть ночью. Кин лежал на соломенном матрасе, уставившись в потолок глазами, будто засыпанными песком. Дышал. Прислушивался. Запертый в темнице бессонницы, серой и бездонной. Часы тянулись бесконечно, и сумрачный рассвет он встретил с измученным сердцем. Пять слов бились в его голове, как горстка осколков.