Маша была такой милой, заспанной, словно маленький пушистый котёнок. Еле удержался, чтобы не поцеловать её спящую. А потом отнести в свою кровать и ласкать до самого утра. И, наверняка, именно так и поступил бы, если б не отец.
Этот мужик сожрал почти весь борщ! Если бы я не отобрал у него кастрюлю, отец забрал бы остатки с собой.
Я ни разу не встречался с девушкой. Пару раз спал с одной и той же несколько ночей подряд, но это быстро надоедало.
Поэтому я промучился тогда до самого утра, хоть и устал после непростой командировки и долгого перелёта.
Думал, как поступить. Нужен ли этому нежному цветку с острыми шипами такой засранец, как я?
Но я эгоист. Я всегда делаю то, что хочу.
Поэтому я позвонил ей на следующий день. Думал, съездим в ресторан. Любая бы на её месте именно туда меня и потащила. А Маша снова удивила. Повела меня есть хот-доги на улице.
Это стало последним гвоздём.
Я уже знал, что Маша будет моей, но не хотел давить. Хотел, чтобы она сама пришла. Сама попросила.
И она пришла. Вот только всё вышло не так, как должно было…
И сейчас она стоит, смотрит растерянным, испуганным взглядом несчастного оленёнка то на меня, то на эту девицу, имя которой я не запомнил, и молчит. Её приволок Тор. Сегодня он привёл двоих. Сказал, что не может определиться. Зато эта тощая блондинка определилась быстро, приклеившись ко мне пиявкой.
Когда вижу в глазах Маши слёзы, я готов разнести здесь всё на мелкие осколки, и начать хочется с этой белобрысой головы, то и дело мелькающей перед глазами.
Воображение рисует кровожадные картины, как я хватаю её и Тора за волосы и бью их лбами друг о друга до глубоких вмятин. Но, думаю, даже от этого мне не станет легче.
Сердце словно вырвали из груди и бросили под ноги Маше. А она, пробормотав какие-то нелепые извинения, топчет его своими дурацкими ботинками, убегая из моего дома. От меня. Снова. Даже дышать больно.
Зачем она приходила? Неужели я совершил ошибку?
Ещё с минуту после ухода Маши в комнате висит звенящая напряжённая тишина. Блондинка, заметив возникшее напряжение, двигается ко мне ещё ближе.
Глаза наливаются кровью, и я говорю:
— Пошла вон.
— Что? — пищит эта крашеная вобла, хлопая нарощенными ресницами.
— Вон пошла, — повторяю, глядя ей в глаза, а потом обращаюсь ко всем остальным: — Вечеринка окончена. Всем спасибо, что пришли.